Немного поэзии - немного прозы

Рождество! Ты приходишь живительным светом небес
И надеждой давно позабытого тихого рая.
И волхвов светлой песней: "В младенце воскрес
Тот, Кто жизнь принесет, на кресте умирая".

Вифлеема звезда нас по жизни зовет и ведёт!
Он родился! Родился вдруг Бог в Человеке!
Я уверую, Отче, в твой горний вселенский полёт
И приду с тропарём, помолясь где-то там, в Имяреке.

Высшей правдой небес мы попрали в себе суету,
Ничего нет торжественней ангельских пламенных вздохов.
Я стихами, о Боже, к тебе невзначай прорасту,
Ощутив твой елей на погасшей от времени коже.

Рождество... Тихий свет неземной без конца.
В колыбели ветров мир качается сонной эпохой.
И с пронзенными душами с верой в Творца
Заключаем в себе правду чистого вздоха.

До Осанны ещё далеко — улыбаясь с икон,
Нам младенец велит позабыть о печалях на время.
Он родился, хоть в Боге он жил испокон,
Наслаждаясь покоем и тишью Эдема.

Я сегодня читала про светлую веру рассказ.
Значит, все же не зря мы рождаемся в звездной орбите.
Я пришла в этот мир, и живу я в нем здесь и сейчас,
А пришедшие позже споют мне тропарь на иврите.

В колыбели ветров Свете Тихий коснется души,
Смирну, золото, ладан волхвы принесут в дивных чашах.
Снег сорвется с небес и в ночи до зари закружит,
Оживая мотивом в библейских уютных пейзажах.

Что бы ни говорили о близости,
Она не измеряется расстоянием.
Роза играет с бризами,
Счастье играет свиданиями.

Алый закат полноводьями
Тешится в свете божественном.
Нищий сверкает лохмотьями,
Танец — вуалью и жестами.

Память живит чем-то сладостным,
Может, забытой улыбкою.
Плачет, что дева горбатая,
Муза, рожденная скрипкою.

Два крыла взмахнули за спиной.
Обернулась... Показалось всё же.
Ощутила существом и кожей,
Что не ангел сзади, а другой.

Он позвал, он обещал лишь счастье,
Всю усталость снять, взмахнув крылом,
И сложить, что вдруг пошло на слом,
И глядел, казалось бы, с участьем.

И я шла, и гасла, и светила,
А в руках был тыквенный фонарь.
Фарисей кричал, что он мытарь.
Да и я у Бога не спросила,

Как узнать, где правда, а где ложь,
Чья улыбка и святей, и краше,
Кто же за спиной крылами машет...
И какой из ангелов хорош.

Он босыми ступнями в пыли мостовую тревожил
И стучался в дома благодатным пасхальным огнем.
И дарил ветвь маслины спешащим куда-то прохожим,
А они забывали в своей круговерти безумной о нём.
Он не злился. Он всё понимал без любовных прелюдий.
За Осанной великой нередко мы слышим “ату”.
И он верил: проснутся, уверовав, звери и люди
И наполнят созвучием слов и красот пустоту.
Запеканку кисель обволакивал слишком любовно,
На окне ветвь маслины в ночи невзначай расцвела.
И котёнок бездомный, и взгляд что крыжовник…
Неужели привиделось мне? Неужели спала?
Замурчал, влажным носом уткнулся в ладони,
Безымянность, мол, именем мне, человек, замени.
Снились зимние сны за окном наглой черной вороне,
На снегу жгучий след оставляли босые ступни…

Тени ветра, скользящие в сумраке сонном,
Нас пленяли и звали, а мир угасал.
Мы любили тайком где-то там, под балконом,
Посетив маскарадный торжественный бал.

Иногда маски в злобной улыбке скакали,
Горбуны нас пугали оскалом в ночи.
А глашатаи тьмы объявляли о бале,
Остывали огарки потухшей свечи.

Карлик ключ протянул нам с беззубой улыбкой,
Где резвилась когда-то, возможно, цинга.
Разрыдалась в ночи вдруг цыганская скрипка,
Панихиду запели шальные снега.

Это сумрак показывал бреда предметы,
Сумасшедший король рвал любви письмена.
Ты сказал: "А давай в запоздалое лето
Мы вернемся с тобой где-то там, у окна".

Согласилась, прозрев в одинокий тот вечер,
Белый голубь в больничное смотрит окно.
И усталость, как шаль, вдруг легла мне на плечи,
Маскарад превратив в кукол злое кино.

Суперблиц. КОНКУРС НА ЗАКАЗ. «След чувств, переплетённых с жизнью,
В стихах зеркально отражён.»

Что мы оставим на земле?
Какие нежные порывы?
Слова, убитые курсивом,
Тепла дыханья на стекле.
Помады оттиск на салфетке,
Чуть угловатые стихи,
Дождем размытые штрихи,
Коробочки из-под таблеток.
Воспоминания в других,
Чтоб был таким-то и такой-то,
Еще желтеющее фото
И догорающий наш стих;
Почти-то пиксельный закат,
Движенье в соцсетях историй.
И кофе пахнущий цикорий,
И сон, как сотни лет назад;
И отраженье в неге чувств
На поэтических качелях,
И сжатость губ у Боттичелли,
И рамки, что велит Прокруст.
Но если в ком-то мы забудем
Свою герань и теплый плед,
То скажут: он оставил след,
Не наследив в себе и в людях.

Суперблиц. КОНКУРС НА ЗАКАЗ. «След чувств, переплетённых с жизнью,
В стихах зеркально отражён.»

Стихи отражают всё то, что мы любим.
Стихи отражают всё то, что мы ценим.
Заботы, тревоги и боль самолюбий,
И чай с самым лучшим овсяным печеньем.
Еще отражают всю боль и опаску.
И гнев, и обиды, и встречи во вторник.
И взгляд голубой, как на фото у Хаски,
И след от метлы, что оставил нам дворник.
И много примет и наивных значений,
И зимний колючий снежок в подворотне.
И много еще чуть чужих изречений,
И Музу, застывшую в сумрак субботний.

- Блиц. «Но где же прошлогодний снег!» («Баллада о дамах прошлых времен», Франсуа Вийон, пееревод Николая Гумилёва).

Где прошлогодний снег Вийона?
А где наш современный снег?
О Орлеан, Версаль, Сорбонна —
Где ваш античный оберег?
Где девы, те, с душой циклона,
Что берегут любви побег?
Волнует стены Авалона
Собранья тех библиотек.

Давно пленила Персефона
Остывший свет седых Омег,
Собор и вид над Сеной сонной,
И Жанны д'Арк простой ночлег,
И многое шатанье трона,
И полный смуты прошлый век,
Коснется павшая корона
Собранья тех библиотек.

Что ветвь заветная Бурбонов?
Плывет мой мысленный ковчег.
В тени позора и поклона
Бежит немало Леты рек.
Погасли взгляды всех влюблённых,
Забылись муки всех калек,
Столетье нам несет фасоны
Собранья тех библиотек.

Посылка

О Франсуа! Ваш стих — икона.
А вдруг не жалок человек,
Пока читает утончённо
Собранья тех библиотек?

Что там в буре печальных столетий
Мы увидеть с тобою должны?
Мы, любви запоздалые дети,
Из сомнений и страха войны.

Устрашающий призрак эпохи,
Что лютует во все времена,
Рассыпает то перлы, то крохи,
То трезвит, то я снова пьяна.

То кидает о камни иллюзий,
То каленые пишет слова
О каком-то вселенском конфузе,
Что эпоха, конечно, права.

Да и правильно пел Окуджава,
Что творить надо в поте лица,
Чтоб сломать не смогла сверхдержава
В твоем лике поэта-творца!

«эскиз, корабль и полдень...». («На корабле», Константинос Кавафис, перевод Р. Дубровкина).

Альбатрос на крыло припадет на волне,
В бухте плещется солнце, устав от иллюзий.
Я рисую корабль на твоей загоревшей спине
И пороги воды, что закованы латами в шлюзе.
Для загара твой крем расползается томной змеей,
Крики чаек голодных пугают портовую кошку.
И предательски галька скользит под ногой...
Неужели мы встретимся там понарошку?
Мой эскиз сохрани хоть до талой воды.
Я хочу быть в мечтах твоих светлой и юной.
Ты увидишь, возможно, Ван Гога черты
Над моей потерявшейся в осени шхуной.

Суперблиц. «Одежды вечер медленно сменяет»... («Вечер», Райнер Мария Рильке, перевод Е.Витковского).

И в пламени души погаснет осень,
Качнутся звёзды, в лужах отразясь.
На волосах засеребрится проседь,
И укрепится с негой ночи связь.

Балконы озарятся стройным эхом,
Летящих белых бабочек в ночи.
Ты скажешь, что на время ты уехал,
Оставив в танце огненной свечи.

Потянется разлука с расстояньем,
Весенний флёр засуетится вмиг.
От одиночества немного мы устанем,
Лишь улетит в корзину черновик.

Дороги нет. Приблизятся границы.
Покажется песчинкою земля.
Я отпускаю юркую синицу,
Чтоб в небе видеть танго журавля.

Еще немного... Встреча горизонты
Приблизит, отдалив тоску речей.
Ты улыбнёшься. Я раскрою зонтик,
Чтоб насладиться прелестью ночей.

Блиц. «...нет невзгод, а есть одна беда — Твоей любви лишиться навсегда.»(«Уж если ты разлюбишь — Сонет 90», Уильям Шекспир, перевод С. Маршака).

Макает вечер очи звездоцвета
В тоску луны, утопленной во мгле.
Домов растут повсюду силуэты,
Танцует мотылек на розовом стекле.

Когда же ночь вдруг разрешится утром
Туманным молоком седой зари,
Посыплет снег, что сахарная пудра,
Уснут на тонкой ножке фонари.

Обиды душу обожгут надменно,
Мы ослабеем от своих грехов.
И примет чуть шекспировский оттенок
Чуть запоздавшая осенняя любовь.

Не оставляй меня, не забывай и всуе
Не береди моих душевных ран.
А хочешь я сюжет здесь нарую
Про нас, дожди, метель и автобан?

Я пью росу из чаши звездоцвета,
Где серебрит луна твой силуэт.
Не оставляй посланье без ответа,
Не предавай шекспировский сонет.

Тебе пишу сонетом девяностым.
Где про любовь прекрасные слова.
Мы истончимся нитью жизни просто,
Но не умрем, пока любовь жива.

В нас говорят обиды и сомненья,
Похожие на свет полярных звёзд,
Мы падаем в судьбы хитросплетенья,
Когда дожди стучат в окно и вкривь, и вкось...

И угасаем, чтобы возгореться
Всё от твоих бессмертных, мастер, строк!
Когда стучит так в унисон то сердце,
Где оживает вдохновения глоток.

Мое перо коснулось вдруг сонета,
Где есть любви волшебные приметы.

«Сегодня я буду другом себе»... («Рыбы», группа Джинджер).

Сегодня я буду другом себе,
А завтра — своим врагом.
Хочешь — кричать буду в тебе?
Хочешь — ударю мечом?

Хочешь — клинок затуплю о гранит
В сумрачном свете дня?
Хочешь, про тех, кто в безмолвии спит,
Спою на отсветах огня?

В праведном сне не мани, не зови
Призраков песенных струн.
Но на исходе последней любви
Плачь, как в ночи Гамаюн.

Дружба — порою сусальный мираж
С мифом о розовом сне.
Только заоблачный слышится страж:
"Истинным другом стань мне".

Блеск чешуи, рыб торжественный плеск,
Жидкого золота сон.
Кто там сегодня печально воскрес
В темном окладе икон?

Светлая тайна и свет тишины,
Глянец журнальных страниц.
И говорю я себе: "Без войны
Проще жить в свете божниц".

Малая правда с большою судьбой
Чертит круги февраля.
Я помирюсь непременно с собой,
Жить начиная с нуля.

«Никогда ни о чем не жалейте вдогонку...»(«Ни о чем не жалейте», А. Дементьев).

И не буду жалеть — путь насмешника жалок.
Я согласна на всё, что созвучно душе.
Посреди небескребов, дорог, иномарок
Что-то в звательном есть для меня падеже.

Обманули? Наверное, им это нужно.
Позову я Прощение в душу свою.
Не всегда судьба нитью прекрасно-жемчужной
Украшает венец моему бытию.

И порой догоняю отчаянно поезд,
Хотя вряд ли там место моё у окна.
Допишу о несбывшемся тихую повесть,
Хотя в этом, наверно, моя есть вина.

Заполошные травы люблю светолесья,
Где бегут невзначай полевые пути.
Неужели мы скоро окажемся вместе,
А не только онлайн в виртуальной сети?

Ни о чём не жалею... Мы встретились поздно,
Словно осени след пробежал в декабре.
На скамье мы сидели до самых морозов,
А над нами звенела листва в серебре.

Сколько жизни осталось? Песчинки сквозь пальцы
Улетают туда, где жалеть ни к лицу,
Где живут в моем сердце по жизни скитальцы
И неловкость мы прячем за слов хрипотцу.

Не жалей ни о чём. Не мути мои воды
У развилки моей в три плакучих ручья.
Если флейта грустит, то не шаху в угоду,
Если муза молчит, то жалейка ничья.

Заповедными тропами шествует осень,
Если грусть утомила, то радость близка.
Мы уходим куда-то, но в сердце уносим
Кучевые над нами бегущие в жизнь облака...

Когда Земля драконов в магии проснулась,
Заволновался Баллаурский океан.
Волшебники достали из шкатулок
Пыль мертвецов и темных чар обман.
Рыдали лютни бардов у порога,
И гусли Дорка вторили во тьме.
Цвела в тени ветри́ца-недотрога,
И лотос рос в болотах, на холме...
Повей-трава нас магией манила,
Жар-цвет дышал горнилом снов войны.
И маг избрал проклятье мощной силы
И заключил в оковы тишины.
Запястья скованы, волшба миров бессильна,
Герои безымянные падут.
Всё героическое станет жалкой пылью,
И рухнет магии торжественный редут;
Где полчаса над нами кружит немощь
Ощипанною Рохой на костре
С проклятием безмолвного тотема
И часа мертвого в холодном пустыре.
И демонолог в пригород ГрандФорта
Велит трактаты Хаоса нести...
В оковах тишины пульсирует аорта
И магия клокочет взаперти.
Но вырвутся всесильные потоки,
Когда иссякнет немоты ярмо —
Боль зашипит в магическом ожоге,
Поставив чар горячее клеймо!

«В одно окно смотрели двое...» (О. Хайям).

Есть люди любят покрепче и кофе.
Есть люди чаевничают у окна.
Целую я твой замечательный профиль,
А в душу стучится шальная весна.

А ты мне твердишь про усталость и осень,
Про то, что за дверью пока что зима.
Про то, что мы злобу в сердцах своих носим
И чаще не свет в наших душах, а тьма.

Макает художник в метель революций
Свои пасторальные виды этюда.
А кто-то увидит шедевры на блюдце
И персиков в джеме дрожащее чудо.

Суровые люди полярных окраин
Привыкли в душе глубоко улыбаться.
А кто-то напишет про счастье в трамвае,
А кто-то лишь в джипе сияет от счастья.

По щебню под дождик бежит к людям песня,
Кому-то же нужно с оркестром, с роялем.
Но есть у костра ноты дружбы чудесней,
А есть, кто взлетит до высот фестиваля.

Кому-то милее созвездия в лужах,
Что в каплях дождя неизменно дробятся.
Другим планетарий, как минимум, нужен,
Где звезды галактик приветствуют в танце.

Кому-то рассветы нужны и закаты,
А кто-то сидит у компа по привычке.
Есть те, кто считает все светлые даты,
Есть те, кто бежит от судьбы в электричке.

Сегодня есть те, кто внезапно напишет
Свой отзыв на строки живые Хайяма.
И кто-то увидит своё из трехстиший.
И в этом — своя стихотворная драма.

Уйдите, смертные! Ваш шум не по нутру.
Оставьте мне покой немых столетий!
Вы тленны, я же, камень, не умру:
Несокрушимость знает свет да ветер.
Я многое могла бы рассказать:
Предательство богов и рас паденье в бездну,
Как меркнет в войнах неба бирюза
И стонет в пурпуре кровавом буревестник.
Как плещется ундина вод седых,
Где замерзает огненная заводь...
И Фэо вздох бывает слишком тих,
Когда в изломах рек дымится лава.
Я всё пережила: предательство и боль,
Лишь времени пески, к подножию стекая,
Мешают в дуновенье ветра моря соль
С благоуханием розария, и сваи
Скрипят под тяжестью растоптанных сапог,
Где крик дракона умирает на рассвете
И Эарита сын что полубог
Сорвётся с выси в неживом фальцете.
Я помню песни древнего огня
С отсветами в ущелье, где туманы
Гранит ласкали влагой в свете дня
И бередили мой покой и раны.
Я помню, как однажды эдельвейс
Расцвел вдруг на плече моем холодном...
Он пел про красоту и мир чудес,
Тревожа глыбы каменной утробу.
Упал он на рассвете не дыша,
И сухоцвет рассыпался под ветром.
Нет, я не плачу — холодна моя душа
С тоской зелёной в цвете злого лета.
И я грущу, когда идут дожди
С предощущением потерянных элегий.
Лишь корвус одинокий прилетит
И клювом тронет каменные веки.
Мне грустно. Грусть моя подобна берегам,
Где пламень сердца, скрыта за оградой.
Размоют след февральские снега,
Предвестник бурь качнет волной наяду.
Бегущей по волнам Нимфеи светлый взгляд
Мне улыбнется грустью всех столетий...
И в каплях брызг Мирроу отразят
Кувшинки, что волной качает ветер.
Фрегат мечты на алых парусах
Войдет торжественно в портовый мрачный грот...
Холодным камнем прозвучу в сердцах!
Мой эдельвейс! Мой свет! С любовью, от...

«Весна идет, Весна цветет!...» (М. Лохвицкая).

***

1.

Поймешь ли ты весны предзапоздавшей
Мелодии разбуженных грачей,
Что суетливо ссорятся на пашне,
Где в землю устремляется ручей?

Весна ярится с каждым плеском солнца,
Трава в подошвы давит из земли,
И кажется: вот-вот капель сорвётся
Туда, где крокусы самозабвенно расцвели.

Лишь странники стряхнут о камень посох
И побредут в далекий свой удел.
Люблю тебя, мой мир в метаморфозах,
Где март, проснувшись, светом охмелел...

2.

Листочком, клейким, зеленым, дрожащим,
Прорывающим почки ветвей
Весна устремляется в чащу
Становится ветер теплей;

Любить вдруг становится легче
Воскресеньем прощённой души.
Поцелуй оголенные плечи,
Расскажи о молитве в тиши...

Пусть коснутся нас ленты заката,
Светлой дымкой сверкнув в полутьме.
Рассыпаются зерна граната
На моем пожелтевшем письме...