Веркирий:
Как я устал! Подите прочь отсюда,
Все лицедеи, гости и глупцы!
И на душе моей усталости рубцы
И вечных островов безумная остуда.
Пора мне на покой. Кому оставлю я
И Баллаура плеск, и магмы звон шипящий?
Еще немного и в долину забытья
Мне собираться… Где ж мой слог изящный,
Когда писалось просто и легко,
Когда елейник приозерный плакал
Хаирской лавовой, чуть чувственной тоской
И в жилах кровь бурлила и отвага,
Когда дракона чуток вещий сон
И лед застыл, окаменев на лаве?
Кому заботиться в Дартронге о державе?
Кто будет здесь и благо, и закон?
Бог мертвых дал мне время до зари…
Песками времени отмерены минуты…
Придет порядок или бремя смуты?
Шут верный, ставни срочно отвори!
Карлик Смурри в шутовском колпаке с погремушками в руках, двигает табуретку, по очереди открывая ставни дворца. Веркирий смотрит за этим действом. Руки Веркирия трясутся от старости, перо падает на пол. Смурри ловко поднимает перо с пола и подает его своему господину.
Веркирий (отталкивая перо рукой):
Оставь себе. Писать мне помоги!
(карлик кланяется, садится за маленький письменный стол в углу тронного зала, ожидая приказание хозяина).
Кого же мне назначить в управленцы?
Скажи-ка, Смурри, кто там ждет аудиенций?
Карлик Смурри бежит смотреть в приемную, затем возвращается, таща огромный узелок.
Карлик Смурри:
Бругильда Вам прислала пироги!
Веркирий:
Мне есть не хочется и пить желаний нет…
Пока что ночь, но грезит смерть рассветом…
(усмехнувшись)
У Бога мертвых стану я скелетом
Под погребальный звон его монет.
Кто из детей достоин власть принять?
Пиши приказ: “Веркирий ждет сынов”...
Карлик Смурри:
Мой господин, приказ уже готов!
И час назад велели их созвать!
(вздыхая, доедая пироги Бругильды, смачно причмокивая)
Ах, господин, забыли всё совсем!
(слезы текут из глаз шута)
Как больно, словно роза Стриагорна
Шипом вонзилась в тишине Дартронга
Мне в сердце, как зловеща все же темь!
Карлик ежится, напуган, Веркирий дремлет на троне, затем вздрагивает.
Веркирий (раздраженно):
Где сыновья? Как долго мне их ждать?
Мой срок отмерен! Завещанье не готово!
(Входят Эрдинг Неустрашимый, Коэшу и Пимен).
Неведомый посланник арестован?
Эрдинг Неустрашимый:
Не сможет из тюрьмы он убежать!
Пимен (с удивлением):
Чем вам несчастный помешал,скажите?
Коэшу:
Своими байками он будоражил люд!
Он говорил: предатели придут,
И опустеет Пимена обитель…
Веркирий (устало махнув рукой):
Оставьте сумасшедшего в покое!
Судьба народа для меня важней!
Кто лучший сын? Ответьте же, герои,
Эрдинг Неустрашимый:
Я — старший сын, защитник рубежей!
Мой меч прекрасен! Бог войны Хаира —
В сказаниях я так запечатлён.
Мне служит правдой черный наш дракон —
Залог хитросплетений мира.
Закрою школы, грамотеи — зло.
Они сумбур в правленье вносят лихо.
Лишь воинское благодатно ремесло!
Долой науку, всё ученье — прихоть.
Веркирий (обращаясь к Эрдингу):
А как меня помянешь?
Эрдинг Неустрашимый:
А зачем?
Твой век прошел! У мумий чувства — холод,
Могильный мрак не трогает престола,
Вонзаясь в жизнь трагичным бытием...
Веркирий (смотрит на Коэшу):
А чем порадует меня мой средний сын?
Коэшу:
Я изучил оккультную науку:
Лишь простираю властно в сумрак руку,
Как всех скелетов превращаю в балерин.
Веркирий (нахмурив брови):
Выходит, и меня заставишь ты плясать,
Когда червями плоть изъедена случится?
Наука мертвых вряд ли пригодится.
Ты не закон! Не честь! Не благодать!
Веркирий (Смотрит на Пимена):
А чем порадует меня мой младший, незаконный?
Молчишь?
(Пимен молится, перебирая четки, молчит)
Поди же прочь, глупец!
Погряз в гордыне? Что ж тебе я больше не отец!
Ты думаешь, что ты достоин трона?
Обет молчания? Я презираю тишь!
Пимен молча выходит из тронного зала.
Веркирий (смотрит на Смурри):
Что ж, шут, пиши: Дарю престол двум старшим,
А младший сын — отрезанный ломоть.
Пусть в каланче своей отшельником живет…
(смотрит в окно)
Уже рассвет блеснул на латах стражи…
Акт 2.
Тюрьма. В соседних камерах сидят Орлуфия и Посланник неведомого. Капает вода с потолка, на потолке висит Друмли.
Орлуфия:
Как холодно, и сыро, и тоскливо!
А в доме батюшки прекрасно и светло.
А может, там крыльцо все замело…
И снег блестит в лучах Мирроу живо.
И каждой льдинкой спящая Заря
Звенит и, как дитя, в мороз смеется.
Искрится наледь на белеющем колодце…
И снег укрыл святыню алтаря…
Посланник неведомого сидит в глубине камеры заточения.
Посланник неведомого:
Орлуфия! Вернешься ты домой,
Но твой приход омоется здесь кровью.
Твой выбор обернется горькой скорбью.
Орлуфия:
У каждого, посланник, выбор свой.
Друмли (сердито):
Как вы достали! Дайте отдохнуть!
Я надоел Веркирию, но все же
Хозяин мой всех пленников дороже.
Вся болтовня о светлом — просто муть.
В тюрьме наступает тишина.
Акт 3.
Занимается рассвет. Веркирий дремлет на троне, Смурри заснул на полу у его ног. Входит Аладея и, посмеиваясь, меняет послание Бога мертвых и проклятых Веркирию на: “И будешь ты еще долго царствовать и переживешь ни один рассвет”.
Заходят в тронный зал Эрдинг Неустрашимый и Коэшу, читают исправленное послание.
Эрдинг Неустрашимый (раздраженно и удивленно):
Он жив? Походу злую шутку с нами
Сыграла та, что управляет травами, цветами,
Что жизнь дарует, почерк Аладеи
Я зрю в семейной нашей эпопее.
Коэшу (шепотом):
И сколько лет мы будем еще ждать,
Пока натешится старик безумный властью?
Входит Леди Гвиневра в черном платье.
Леди Гвиневра:
Ну что? старик уже почил? Какое счастье!
В наследство вам пора уже вступать.
Эрдинг Неустрашимый (злобно фыркая):
Живее он живых! Посланье Бога мертвых
Исправлено и жизнью вдохновенно.
Леди Гвиневра:
Дай яд ему — отец умрет мгновенно.
Держите, вот волшебная реторта.
(отдает Эрдингу реторту)
Слезу Орлуфии добавьте, кровь монаха.
И ваш отец познает участь праха!
(в сторону)
А я любимого себе заполучу!
Полцарства с ним прибрать к рукам хочу!
Акт 4.
В тюрьму входят Эрдинг и Коэшу.
Эрдинг Неустрашимый:
Орлуфия, как же прекрасна ты! Жаль, не моя!
Ты как дурманная аракша, тайной грезишь…
Готов служить тебе, врагу, чужой принцессе.
Возьми меня, прекрасная, в мужья.
Коэшу:
Или меня возьми! Скелетами потешу.
Орлуфия:
Подите прочь, и Эрдинг, и Коэшу!
Орлуфия встает с тюремного гамака, смотрит прекрасными глазами на своих похитителей. Леди Гвиневра что-то ворожит в этот момент за углом длинного коридора темницы, Орлуфия на глазах Эрдинга и Коэшу начинает превращаться в монстра.
Орлуфия (голосом монстра):
Подите прочь! Несите жертву мне!
Хочу монаха кровь! Чтоб в Огрий мне вернуться,
Познайте одержимость РаскриуЦу.
Смотрите: Пимен там, в моем окне.
Орлуфия (своим голосом):
Не убивайте! Смерти не хочу!
То монстр во мне командует сурово.
Тем временем Эрдинг уже во дворе темницы, он без сожаления вонзает свой меч в сердце Пимена. Пимен падает к ногам старшего брата, умирает.
Эрдинг Неустрашимый:
Моя любовь прекрасная, готово!
Орлуфия (своим голосом, трагически, плача):
Зажгите поминальную свечу!
Моя любовь убита на рассвете.
Какая-то насмешка есть в сюжете…
Зажгите поминальную свечу!
Ведь я любила Пимена. Он — бога,
Точней богиню жизни, диких трав,
С монастырем свою судьбу связав…
У нас с ним не случилось диалога.
Зажгите поминальную свечу!
Когда в руках он четки теребил,
Не обо мне была его молитва:
Лишь Аладею он о милостях молил…
А сакура цвела над нами, слива…
Зажгите поминальную свечу!
И, ветер в волосах моих играя,
Ронял на воду розоватый цвет.
И сакура к Заре тянула ветвь
И танцевала в нежном бризе мая:
То Баллаура был морской привет.
Зажгите поминальную свечу!
Не убивайте! Смерти не хочу!
Орлуфия (голосом монстра):
Эрдинг Неустрашимый, что стоишь
Над трупом брата? Кровь его неси!
Орлуфия (своим голосом, трагически):
О Аладея! Смертных нас спаси!
Но Пимен мертв, и в небесах лишь тишь,
Но тишина зловещая, пред бурей…
И тень скользит проснувшихся горгулий.
Нам нужен Пимен!
(обращаясь к Коэшу) Может, оживишь?
Коэшу начинает манипулировать руками над трупом Пимена. Пимен оживает, встает, но в его глазах больше нет жизни, душа его мертва. Он хладнокровно убивает Эрдинга и Коэшу. Орлуфия рыдает. Леди Гвиневра вызывает своего верного грифона и улетает под писк горгулий прочь. Глаза Пимена светятся недобрым огнем.
Пимен (голосом Бога мертвых и проклятых):
Забавно! Ты посмела пошутить над смертью!
О Аладея, что ж вместо жалкого, хромого старика
Я сразу трёх забрал! Актеры! лицедейте!
(обращаясь к Орлуфии)
А ты свободна! Но свободна лишь пока!
Пимен щелкает пальцами, одна из горгулий спускается вниз, подхватывает Орлуфию и улетает на остров Фей-Го.
Пимен смешивает свою кровь со слезами Орлуфии, которые буквально устилают пол темницы, и идет во дворец к отцу.
Акт 5.
Покои Веркирия. Старец сидит на троне. Перед ним танцует, звеня бубенцами, Смурри. Входит Пимен.
Веркирий (удивленно):
Сын? Как здесь ты оказался?
Пимен держит в руке бокал с кровавым напитком из слезы Орлуфии и крови монаха.
Пимен (голосом Бога мертвых и проклятых):
Старик! Зачем нарушил смерти уговор?
Я пожалел и до рассвета свой не вынес приговор.
А ты за жизнью вечной слепо гнался!
И что в итоге? Сыновья мертвы!
Так выпей яд! То будет искупленьем.
В трагедиях есть смерти вдохновенье
В мгновеньях жизни слишком роковых.
Умри достойно! Мне оставь трон свой!
Смурри (дергая за рукав Веркирия):
Мой господин, не Пимен то, другой!
Исчадье зла вершит свой строгий суд!
Потомки Вас за выбор проклянут.
Веркирий (властно показывает рукой на письменный стол Смурри, карлик покорно садится):
Пиши, мой паяц, страшный мой указ.
Наследие своё дарую Богу мертвых.
Смурри (нарочно звеня колокольчиками, строя рожицы):
А есть ли знак там твердый?
(Встает с места, гремит погремушкой перед Пименом)
Смотри, да в погремушке пляшет черноглаз.
Пимен бьет карлика рукой наотмашь, карлик умирает у его ног. Затем подходит к письменному столу карлика и забирает гербовую бумагу, читает с ухмылкой: “Наследие своё дарую Богу мертЪвых”. Пимен подходит к Веркирию.
Пимен (голосом Бога мертвых и проклятых):
Осталось подпись здесь, внизу, поставить!
Твой жребий брошен — выбор совершён.
(протягивает старику бокал)
Испей, старик, свой вековечный сон.
В Хаире Бога мертвых будут славить!
Веркирий ставит бокал на спинку трона, встает, берет перо в руку, намереваясь подписать указ о наследстве.
Веркирий:
Что ж сыновья предательски убиты!
И Смурри мой сейчас обрел покой.
Входит Аладея, ее лицо очень сурово.
Аладея:
Веркирий! Что не просишь ты защиты
Для царства своего не смертной, а благой?
Ты почему забыл в тиши молиться?
И позабыл о милости богов?
Веркирий подписывает бумагу. Пимен злобно смеется.
Веркирий (смотрит безумным взглядом то на Пимена, то на Аладею):
Устал я от пощечин и стихов,
От масок на родных и милых лицах.
Устал терять, когда разрушен дом,
Когда душа как мертвая темница…
В оковах смерти встречу полусон
И буду Богу мертвых лишь молиться.
Безумие моё не повторится…
А впрочем отдаю сейчас я трон!
(выпивает бокал с ядом и рассыпается в прах).
Пимен продолжает злобно смеяться, Аладея закрывает лицо руками.
Пимен (голосом Бога мертвых и проклятых, обращается к Аладее):
Ты проиграла! Правит смерть, не жизнь!
Лишь смерть вечна, трагически-прекрасна!
Аладея (с грустью):
Я верила в Хаир, увы, напрасно…
Пимен (голосом Бога мертвых и проклятых, смеясь):
Умоется Хаир слезами тризн!
И смерть придет в дома хозяйкой злобной,
Не гостьей, как когда-то испокон!
И вздрогнет в смертной муке Стриагорн,
Погрязнет мир в войне междоусобной!
Тело Пимена падает к ногам Аладеи. Смех Бога мертвых и проклятых бежит по коридорам дворца Веркирия.
Аладея (дрожащим голосом, плача, на коленях у тела Пимена):
Слуга мой верный, вот и ты почил,
Поверив глупо брату-палачу.
О жизнь моя, симфонией звучи!
Зажгите поминальную свечу!
Где сакур свет поляны райских грез,
Где шёпот ветра первозданных лилий
И снежной маски, и замерзших роз,
И жизни чуть капризных страстных линий,
Где воет песнь могучий Валдагор,
Взметая снег в прыжке навстречу жизни,
И где поет ручей Чионьских гор,
Не ведают о смерти и о тризне…
Испей бокал предательства и лжи,
О смертный, но отчаянье и ропот
Гони молитвой к Аладее из души,
А равнодушие к другим гони особо.
В тронный зал входит Посланник неведомого, протягивая Аладее орхидею.
Посланник неведомого:
И радуйся оконному лучу,
И на подмостках — лицедею-скрипачу,
Улыбке девы, дивной орхидее,
Благословит нас жизнью Аладея.
Но саваном укрытая земля
Готова под Мирроу разрыдаться
Ручьями горного в сияньи хрусталя
И светомузыкой рассыпанного кварца
В закатном блеске звездного багрянца.
Аладея снимает маску. Под маской Аладеи, оказывается, была Орлуфия.
Орлуфия:
Как больно! Боги мир оставили давно!
И лицедейство правит балом мира…
Мирроу не заглянет к нам в окно,
Темницей стали берега Хаира…
От снежной маски капли на лице…
И поцелуй подобен лишь бичу,
Что оживает в огненном рубце…
Зажгите поминальную свечу!
Занавес.
Конец.
