«Книга огненных страниц» (прием работ)

Реальность - очень хрупкая вещь. Наш разум не готов отдать хоть пядь привычных вещей, окружающих нас. А что будет, если в один миг мир взбунтуется и сведёт с ума? Какие строки будут крутиться в голове в последний момент, перед угасанием сознания? Напишите в соавторстве с другим участником свою книгу огненных страниц*.

Регламент:
1. Каждая работа должна быть создана двумя авторами: один пишет прозаическую часть, другой - поэтическую.
2. Прозаическое повествование должно содержать события, происходящие с персонажем или одним из жителей мира Фэо, его чувства и эмоции, когда он балансирует на грани сумасшествия.
3. Поэтическая часть не должна содержать в себе объяснений происходящего, каким-либо образом перекликаться с событием. Её роль - украшение, подарок судьбы в честь последнего мига сознания.
4. Работу размещает один участник конкурса, указывая перед текстом ники обоих соавторов.

Внимание! * Книга огненных страниц - название одной из повестей М. Фрая, которая вдохновила на создание данного конкурса. Рекомендуем всем авторам к прочтению перед написанием работы.

Условия участия:
1. В конкурсе могут принимать участие персонажи от 3-го уровня.
2. От одной пары участников принимается только первая работа. Другие работы будут удалены. Исправления и дополнения не принимаются.
3. Каждый участник может стать соавтором только одной работы.
4. Работы не должны нарушать правила форума, правила игры, пользовательское соглашение или законы РФ. Такие работы будут удалены, а участники - дисквалифицированы.
5. Работа должна быть написана для конкурса, ранее публиковавшиеся произведения или их фрагменты не принимаются.
6. Запрещено публиковать свои работы на сторонних ресурсах до момента объявления результатов конкурса.
7. Форма творчества: проза и поэзия.
8. Тематика конкурса: Легенда Наследие Драконов. Ваша работа должна быть написана о мире Фэо или непосредственно с ним связана.
9. Размер работы в прозе: не менее 1000 знаков без пробелов. Размер работы в поэзии: не менее 4 и не более 32 строк.





Система начисления баллов:
На оценки будут влиять следующие критерии, каждый из которых будет оценен по 10-балльной шкале:

Прозаическая часть:
- смысловая нагрузка;
- сюжетная составляющая.

Поэтическая часть:
- образность и метафоричность;
- неординарность рифм и выдержанность ритмики.

Общие критерии:
- оригинальность идеи;
- соответствие заданию;
- стилистика и грамотность.

В каждой номинации шесть пар участников с обоих серверов, получившие наивысший балл, будут признаны победителями. Одной работе будет присуждено первое место, две работы займут второе место, третье место получат три работы. Поощрительный приз получат участники, работы которых набрали более 30 баллов в сумме по всем критериям, но не вошли в число призовых.

Награды победителям:

1 место:
• Медальон Дварчи;
• Сувенир «Книга чудес», Драгоценная чернильница, Набор «Сладость познания»;
• Полное собрание «Редких рецептов» 5 шт. и Большая антология заклинаний 5 шт.;
• Грецкий орех 500 шт.;
• Зазеркальный самоцвет 10 шт.;
• Мифриловый ключ 5 шт.

2 место:
• Медальон Дварчи;
• Сувенир «Книга чудес», Драгоценная чернильница, Набор «Сладость познания»;
• Полное собрание «Редких рецептов» 4 шт. и Большая антология заклинаний 4 шт.;
• Грецкий орех 400 шт.;
• Зазеркальный самоцвет 8 шт.;
• Мифриловый ключ 4 шт.

3 место:
• Медальон Дварчи;
• Сувенир «Книга чудес», Драгоценная чернильница, Набор «Сладость познания»;
• Полное собрание «Редких рецептов» 3 шт. и Большая антология заклинаний 3 шт.;
• Грецкий орех 300 шт.;
• Зазеркальный самоцвет 6 шт.;
• Мифриловый ключ 3 шт.

Поощрительный приз:
• Полное собрание «Редких рецептов» 3 шт. и Большая антология заклинаний 3 шт.;
• Грецкий орех 100 шт.;
• Зазеркальный самоцвет 3 шт.;
• Мифриловый ключ 1 шт.

Желаем удачи и творческого вдохновения всем участникам!

Приска
капля счастья



Его привезли на рассвете. Измятые окровавленные доспехи почти не скрывали страшных ран на истерзанном теле. Руки и ноги мужчины были вывернуты под неимоверными углами – несомненно, переломы. Лицо, покрытое грязью и запекшейся уже кровью, почти не пострадало, видно, шлем помог. Но вот грудная клетка… Страшное месиво из мяса и торчащих ребер заставило содрогнуться даже немало повидавшего клерика Самуила.
- На стаю лесных грызмуров напоролись, еле отбились, – буркнул крепкий детина в доспехах охотника, помогая перенести раненого из повозки на операционный стол. Этому силачу в схватке с лесными монстрами повезло больше – всего лишь несколько крупных, но не глубоких царапин. – Не жилец уж он, наверное…
- Рваная рана груди… Хельта! Чистые бинты, инструменты и горячей воды, быстро! – Самуил уже не слышал реплик охотника, с головой уходя в свой, другой мир – мир чужой боли, крови и отчаяния. Даже без особого целительского чутья было ясно – счет идет на минуты, а жизнь едва теплится в израненном теле.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Вот и все, - делая последний стежок специальной нитью спустя четыре часа, Самуил счастливо и немного устало улыбнулся. – Хельта, заживляющую мазь из семян тысячелистника.
Помощница проворно метнулась к полкам с различными снадобьями. Хельта ассистировала Самуилу уже не первый год, но не уставала восхищаться тому мастерству, с которым клерик врачевал даже самых безнадежных больных.
Когда с целебным компрессом и перевязкой было покончено, Самуил, оставив спящего охотника на попечение Хельты, покинул обитель – нужно было обновить запас кое-каких трав.
Самуил с детства, еще до того, как избрал стезю целительства, питал особенную слабость к душистому разнотравью. Он мог часами бродить, бережно ступая по зеленому шелестящему ковру, слушать стрекот и жужжание полевых обитателей, вдыхать полной грудью пьянящие цветочные ароматы. Закрыть глаза, подставить лицо нежным поцелуям солнца, раскинуть руки, обнимая теплый ветер, и вот – он уже не Самуил, он цветок, такой же, как и тысячи на этом лугу.
Целитель с радостью провел бы время за сбором лекарственных трав до вечера, наедине с самим собой и с природой, но в обители его ждал раненый, да и Хельте не мешало бы дать отдых.
Счастливый и одухотворенный возвращался Самуил в родные стены и никак не ожидал, что Хельта встретит его в слезах…
Охотник умер. Не смотря на то, что раны больше не внушали опасения и беспамятство сменилось крепким исцеляющим сном, мужчина не прожил и пары часов после ухода целителя. Сквозь рыдания Хельте кое-как удалось объяснить, что сон больного внезапно сменился сильными судорогами, а изо рта клочьями стала выделяться кроваво-сизая пена, как при отравлении.
Причина смерти стала ясна, когда Самуил снял с покойного повязку – мазь от компресса давно впиталась, оставив на посиневшей мертвой коже семена: небольшие продолговатые семена тысячелистника перемежались с круглыми черными горошинками семян белладонны…
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Вот уже несколько дней Самуил ходил сам не свой. Мысли о погибшем по его вине охотнике не давали покоя. Ведь это именно он забыл при изготовлении целебной мази извлечь из нее смертоносные семена, что являлись лекарственным и в то же время ядовитым компонентом. Да, бывало, пациенты умирали и раньше, но одно дело, не успеть спасти чью-то жизнь на операционном столе, бороться из последних сил, но не суметь; и совсем другое – загубить вот так, по недосмотру, глупо, и в тоже время страшно.
Хельта, как могла, поддерживала Самуила, но тот лишь отмахивался от слов утешения.
Тем не менее, жизнь продолжалась, стирая по миллиметру горькие воспоминания и приглушая краски. И, возможно, постепенно эта рана в памяти клерика зарубцевалась бы, оставив лишь тонкий болезненный шрам-напоминание, но судьбе было угодно иначе.
Неделю спустя Самуил, расфасовывая сухие травы по мешочкам, наткнулся на странную записку. Написанная на тонком нежно-зеленом пергаменте, она не сразу привлекла его внимание, прячась между зеленых травяных стеблей. Пергамент приятно холодил кожу, и Самуил не спеша развернул его, наслаждаясь шелковистостью прикосновений:



Зеленый скомканный лист, будто мертвый мотылек, спланировал в угол комнаты. В памяти болезненно кольнуло воспоминание – триолеты из этой печальной баллады любила когда-то напевать его матушка.
- Что за чепуха?! Бред и дурацкие шутки! – мужчина не был напуган, скорее раздосадован. Что это? Чья-то шутка? Намек на то, что кому-то стало известно об его роковой ошибке? Или просто глупое совпадение?
За доли секунды в душе с новой силой воскресли недавно пережитые эмоции, а сердце затопило мучительно-горькое чувство вины. Раз за разом, сидя на полу среди разбросанных пучков сухой травы, целитель мысленно возвращался в день смерти израненного охотника, а перед глазами невольно вставало мертвое лицо с хлопьями кровавой пены на губах.
Однако на этом таинственные послания не закончились. На следующее утро Самуил проснулся в подавленном настроении и с небольшим ознобом, видно, долгое сидение на холодном полу не прошло даром. Наверное, поэтому мужчина не сразу заметил страшное строки, что на этот раз ярко-алыми кровавыми буквами горели на недавно побеленной стене в одной из комнат обители:



Клерик с каким-то злым остервенением схватил влажную тряпку и, не столько стирая, сколько размазывая еще свежий толстый слой чернил, принялся оттирать страшные слова. На мгновение в сердце закралось сомнение, возможно ли такое, что эти пугающие стихи – весточка из того мира, куда нет пути живым? Но чернила пахли чернилами, были вязкими и пачкали руки, и настолько не вязались с чем-то потусторонним, что целитель начал понемногу успокаиваться.
Спокойствие, как оказалось, было недолгим. На смену запискам пришла музыка. Первый раз Самуил услышал ее ночью. Таинственная и в то же время печальная мелодия мешала уснуть, и казалось даже, что чей-то заунывный голос бубнил-напевал что-то о цветущей белладонне. Но стоило мужчине спуститься на первый этаж обители или выглянуть в окно, как пение прекращалось.
Утром, с покрасневшими от бессонницы глазами, Самуил отправлялся на прием пациентов, но и тут его ждали неприятные сюрпризы – листки нежно-зеленого пергамента со зловещими стихами и черненькие горошинки семян белладонны. Самуил натыкался на них буквально везде – в карманах собственного льняного одеяния, в книге записи пациентов, в мешочках с травами, под подушкой. И если раньше бледно-зеленый цвет ассоциировался у мужчины с первой весенней травой, то теперь он возненавидел этот оттенок тлена и плесени.
Зловещие знаки вновь и вновь вызывали в памяти все подробности роковой ошибки, а чувство вины, что со временем должно было притупиться, становилось лишь острее, замешанное на инстинктивной первобытной боязни всего потустороннего.
А еще в жизнь клерика пришли ночные кошмары. В те редкие часы, когда его не терзала навязчивая унылая мелодия, он видел ужасающие сны, один другого мрачнее. Иногда ему снился погибший охотник, иногда – другие пациенты, которых он не смог спасти когда-то. В одних сновидениях покойники тянули к нему руки и просили о помощи; в других проклинали и винили в собственной гибели; а иногда и вовсе тащили за собой в темное чрево свежевырытой могилы. После таких снов Самуилу не хотелось жить. Все чаще в голову стала закрадываться мысль о том, что он – убийца. Что будь на его месте кто-то другой, все эти люди из его кошмаров могли бы остаться в живых.
От постоянной бессонницы и морального напряжения Самуил стал нервным и раздражительным. Хельта, заметившая разительные перемены в настроении целителя, не раз подступалась с расспросами и предлагала свою помощь, но клерик лишь с досадой отмахивался. Да и что ему еще оставалось? Признаться, что его изводят потусторонние сущности? Что не дает жить и спать спокойно растущее с каждым днем чувство вины?
А между тем призраки не унимались. Самуилу начало казаться, что за ним постоянно кто-то наблюдает, даже если он один в комнате; что пациенты смотрят как-то «не так», с особенным смыслом; что Хельта строит за его спиной какие-то ужасные рожи и гримасничает. Что-то странное стало происходить и с памятью целителя. Он мог обнаружить в книге учета пациентов записи, сделанные своей рукой, но того момента, когда он их делал, мужчина не мог вспомнить, как ни старался.
И даже в месте, где раньше Самуил всегда черпал покой и умиротворение, в россыпи луговых трав и цветов, не находил целитель прежней гармонии. Шелестящая зелень не давала забыть о ненавистных записках, а стоило смежить веки, как в голове начинал звучать навязчивый мотив ненавистной песни.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------
Это случилось поздно вечером. Пытаясь сбежать от страшных мыслей, пугающих воспоминаний и зловещих знаков, Самуил, в поисках лекарственных трав, забрел в ту часть леса, где раньше ему бывать не приходилось. Все здесь буквально излучало спокойствие. Золотистые лучи заходящего солнца придавали окружающему пейзажу легкую размытость, окружали деревья и травы золотистыми волшебными ореолами. Самуил опустился на поваленное дерево, уже успевшее покрыться бархатистой мшистой накидкой, и довольно вытянул усталые ноги. Несколько минут передышки, и пора в обратный путь.
Прогретый за день воздух приятно пах влажным лесным дерном и еще почему-то, самую малость дымом. Наверное, где-то неподалеку находилась стоянка охотников на пхаддов. Были и еще какие-то особенные, неразборчивые нотки в лесном аромате. Самуил глубоко вдохнул, наслаждаясь позабытым уже чувством спокойствия и расслабленной неги, как вдруг его взгляд зацепился за небольшой темно-зеленый кустик с продолговатыми треугольными листьями и багрово-сиреневыми цветами. Белладонна. Это она привносила в коктейль лесных ароматов те самые, едва уловимые сладковато-дурманящие запахи. В раскрытую на распашку душу целителя будто кто-то неожиданно выплеснул концентрат переживаний недавних дней. И настолько это было остро и больно, что Самуил с громким стоном, переходящим в истошный вопль, вскочил с мшистой подстилки и бросился прочь, не разбирая дороги.
Эта часть леса была не знакома клерику. Не мог он знать и того, что заканчивается этот лес скалистым обрывом. Хотя, кто знает, возможно, душа и разум были уже настолько изъедены за прошедшие дни, что их носителю было уже все равно, чем закончится этот сумасшедший забег по вечернему лесу.
Тело в белоснежных, местами порванных о лесные кусты и коряги, одеждах, стремительно падало со смертоносного утеса, а измученный разум прощальным аккордом исторгал из себя небывалой красоты строки:

Сорвался звук, и лопнувшие струны
Не зазвучали в тишине опять,
Здесь, над обрывом бесконечно лунным,
Сорвался звук, и лопнувшие струны
Дрожали долго в памяти ноктюрном.
Мы разучились, кажется, страдать?
Сорвался звук, и лопнувшие струны
Не зазвучали в тишине опять…

------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Непоседа Ветерок, в сущности, был еще совсем ребенком. И забавы у него были под стать: сорвать с головы чью-то шляпу или платок; бросить горстку пушистой пыли в нос нежащейся на солнце шанкаре, чтобы важная кошка расчихалась и расфыркалась; запутаться в белоснежной бороде почтенного Багурона, щекоча и заставляя старца улыбаться, вроде бы без причины… И как все малыши-озорники, Ветерок был жуть, какой любопытный! Вот и сейчас, играя застиранными казенными занавесками на окнах Обители добродетели, ветерок заметил красивую книжицу в необычной обложке, забытую кем-то на столе в приемной. Ветерок не умел читать, но зато бледно-зеленые листки пергамента так весело шуршали и так забавно переворачивались под его прохладными струйками-пальчиками, что малыша надолго заняла эта новая игрушка со страшным содержимым. Вдоволь наигравшись, непоседа полетел дальше, так и оставив красивую книжицу раскрытой на последней странице:
«Милый мой дневник! Сегодня я узнала, что Самуил погиб! Видит Шеара, я вовсе не хотела, чтобы так вышло, ведь я любила его! Я вовсе не собиралась свести его с ума или довести до могилы этими записками и ночной музыкой! Больше всего на свете мне хотелось, чтобы он хотя бы раз рассказал мне о своих тревогах и переживаниях! Чтобы перестал видеть во мне только помощницу по работе, чтобы разглядел наконец девушку! О, Шеара! Как же мне хотелось утешить его! Сколько раз я была готова прекратить эту пытку и во всем сознаться! Но в последний момент что-то останавливало, начинало казаться, что еще немного и Самуил откроется мне, расскажет о своих тревогах и терзающем душу чувстве вины. А там дело за малым, уж что-что, а утешать я умею!
Но нет… Все закончилось совсем не так… Прощай, дневник! Все прощайте! В комнате любимого меня уже ждет сладкое освобождение – настойка из этого проклятого цветка…

Плесну в бокал оставшиеся капли
Моей любви и жизни, заодно,
А руки так предательски озябли...
Плесну в бокал оставшиеся капли,
Пусть плещется в них маленький кораблик -
Листочек, вишней брошенный в окно...
Плесну в бокал оставшиеся капли
Моей любви и жизни, заодно…"

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Жизнь и смерть всегда ходят рука об руку. Всхлипнет тихонько цветок, срезанный острым серпом травника, и тут же прорастает на его месте свежий молодой побег. Изомнутся под чьей-то неосторожной ногой в грубом сапоге нежные расписные крылья бабочки, дремавшей на цветке; глядишь – а рядом, на этом же цветке растрескивается маленький буро-зеленый кокон-куколка, готовясь явить свету новое пестрое чудо. Так было всегда, и так будет.
Женщина умирала долго и мучительно. Тело ежеминутно скручивало от судорог, спазмов и приступов боли. Хельта металась в постели, не в силах встать или позвать на помощь. Да и хотела ли она помощи? В расширенных зрачках горело пламя безумства. Хельта была безумна. И если состояние, в котором пребывал Самуил незадолго до кончины, пришло к нему постепенно и извне, то безумие Хельты жило в ней на протяжении многих лет. Женщина была одержима любовью. И любовь эта, не находя выхода годами, свела несчастную с ума. Почему-то казалось неправильным, просто пойти и раскрыть душу перед объектом своей страсти. И тогда воспаленный мозг придумал другой выход – напугать, утопить в чувстве вины, заставить равнодушного целителя искать утешения и поддержки. Однако, все закончилось совсем не так, как представлялось, и объект одержимости исчез, а вот само это болезненно-безумное чувство – нет. Оно продолжало точить и царапать изнутри, подсказывая единственно правильный выход.
Жизнь и смерть всегда ходят рука об руку. Хельта умирала с полубезумной улыбкой в серой, пропахшей запахом лекарств и несвежих простыней комнате, а совсем рядом, за окном кипела жизнь: играли в салки солнечные зайчики, свистели и чирикали на ветках пернатые непоседы, поскрипывали под окном старенькие качели, и чей-то детский голосок тихонько напевал:

  Ares Ya [13]
  _ЯгуарА_ [13]



Беру фонарик, в путь иду...
Подняться выше всех хочу!
Той ли дорогой я иду?
Надеюсь, скоро я пойму...

Для того, чтобы подтвердить свое участие в поле битвы "Храм", нажмите СЮДА не позднее...
- Ну, что, Бес, погнали?! - Свифт вытер вспотевшие ладони о поношенные треники и клацнул мышью, подтверждая участие в битве. Чёрный кот, услышав своё имя, потёрся о ногу хозяина и жалобно мяукнул - он не ел с прошлого вечера. Свифт вздрогнул от прикосновения и отпихнул кота ногой. Он смутно помнил, когда сам ел последний раз, но это не имело никакого значения. Заканчивались
Магические бури в Храме и ничто не должно было отвлекать его от этого!
Устроившись поудобнее в кресле с подлокотниками, Свифт закурил, ожидая подтверждения состороны противников. Голова немного болела после бессонной ночи, но пара таблеток обезболивающего и несколько чашек крепкого кофе взбодрили его и придали сил.
Наконец, после трехминутного ожидания, Свифта перенесло в Храм и он каждой клеткой своего тела ощутил, как Дар могущества наполняет его. Магические силы, через кожу проникли в его кровь и она забурлила, пульсируя в висках. Мускулы увеличились в объеме и казалось, стали прочнее даже его, прошитой символами, проруненной брони.
Оказавшись на своей базе, он быстро открыл рюкзак, залпом выпил несколько эликсиров усиления и шагнул в полумрак первой пещеры.

Осторожно ступая по каменистому дну, Свифт прислушался.
В соседней пещере уже кто-то был. Враг. Свифт чувствовал это. В висках застучало еще сильней. Он крепче сжал рукоятку своего топора. В это время пещеру залил холодным голубым светом выросший рядом с ним кристалл. Чуть поодаль, появился второй, переливаясь гранями и маня к себе. Свифту очень хотелось прикоснуться к ним, насладится их красотой, а затем сложить в свой рюкзак, но он решил не отвлекаться. Двигаясь быстро, но бесшумно, он вскоре оказался возле входа во вторую пещеру.
Из неё струился раздражающий красный свет. Возле кристалла копошился магмар, пытаясь по быстрому выкопать его. Свифт одним прыжком преодолел расстояние до врага и его топор обрушился на голову противника. Удар был страшным. Голова, вместе со шлемом, отлетела в сторону и выкатилась из ставшей ненужной защиты, а тело, гремя доспехами, мешком рухнуло на пол.

Чувство глубокого удовлетворения нахлынуло на Свифта.
Подойдя к кристаллу, он коснулся его рукой. Яркий рубиновый цвет минерала впился в его мозг тысячью искр и хлынул сверху кровавым потоком. Горячая, еще неостывшая кровь поверженного врага стекала ему за шиворот, липкой тяжелой массой сдавливая грудь.

Свифт потряс головой. Наваждение пропало. Смяв истлевшую сигарету в пепельнице и закурив новую, он двинулся дальше. Впереди пещера Зелёных кристаллов. Но, он свернул в боковой проход - к центру - именно там он собирался встретить следующую жертву.
Краем глаза он уловил рядом с собой какое-то движение и резко развернулся. Чёрный силуэт возле стены был одного с ним роста, но по мере приближения к нему стал расти в размерах. Его подобие головы коснулось потолка и поползло по нему, тело вытянулось, но ноги оставались на полу. Задрав голову, Свифт, в немом оцепенении, наблюдал, как неведомое ему существо нависает над ним. Внезапно, чёрная масса оторвалась от потолка и точно саваном, полностью накрыла его.

Как из под одеяла, он услышал издевательский смех.
Свифт лежал на каменном полу, а над ним стоял магмар. Злобное лицо наклонилось над ним и раскосые глаза внимательно изучали его распростёртое тело. Сжавшись в пружину, Свифт выбросил вперед руку, мёртвой хваткой вонзившись в незащищённое горло противника. Стальные перчатки порвали плоть и выдрали кадык. Истекая кровью, враг упал на колени и растянулся на полу безвольной куклой.

Голова кружилась и Свифт с трудом поднялся на ноги. Что-то было не так, как обычно. В глазах двоилось. На миг он полностью утратил чувство ориентира. Он стоял и никак не мог сообразить, куда ему нужно идти.
- После инста высплюсь как следует, - пообещал себе он. Было безумно увлекательно в этом виртуальном мире, но он чувствовал - так больше нельзя. Он вымотан до предела - бои в Храме, Пещерах, сутки напролёт Плато и снова Храм... Дома бардак, жена уехала к матери пару дней назад. А может и неделю...

Ему нужно было вернуться в пещеры. Наверняка какой-нибудь магмар пытается вырыть кристалл, пока он тут прохлаждается!
Свифт глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Пробежав через центр, он снова скользнул в красную пещеру. Одного кристалла не хватало. Ничего, он догонит наглеца, посмевшего вырыть его! Пройдя в синюю пещеру, увидел, что оба кристалла на месте. Вернувшись назад, Свифт подошёл ко входу в зелёную пещеру. Ну конечно, вот он, обхитрить его хотел! Злость волной захлестнула его сознание.
- Я бы распорол ему брюхо,- промурлыкал Бес. Он сидел на его компьютерном столе и смотрел в монитор. Его острые, как ножи когти, вылезли наружу из мягких чёрных лап, изо рта показались клыки, верхняя губа приподнялась, обнажив мелкие верхние зубы, а чёрная, как смоль шерсть вздыбилась.

В голове у Свифта совсем помутилось. Но у него не было времени отвлекаться еще и на кота. Сжав топор, он осторожно вошёл в пещеру и начал медленно приближаться к магмару сзади. Внезапно, враг, почувствовав опасность, обернулся.
В мозгу у Свифта вспыхнул обжигающий свет. Он видел как противник уверенно шагнул к нему, доставая пылающий огнём меч, но чёрная плесень снова обрушилась на него сверху. Усилием воли он сделал шаг вперед и занёс для удара свой топор. И мрак на долю секунды отступил, словно отодвинулся в сторону...

Рука тянулась за мечтой,
Но, я наверно не успел...
Или не смог, но жил тобой!
Пока от страсти не сгорел.

А осень плачет за окном
Летят как листья мои дни
Что называется мечтой?
Она вот здесь, но где же ты..!

Мой разум, очевидно, спит,
А может, умер он совсем.
Фонарь мой в дребезги разбит
Остался лишь вопрос - зачем..?


Экран монитора разлетелся на сотни осколков, когда раскалённый меч, пробив Свифту переносицу, вошёл в его мозг.

  Пламя Феникса [10]
 Varger [20]



Сугор в который раз проснулся в холодном поту, сотрясаемый странной лихорадкой без видимых причин. За окнами его дома в Чернагском ущелье царила непроглядная ночь — лишь отщелкивали свою нескончаемую песнь цикады, да горячими углями алели ползущие по камням огненные пауки.

По всей комнате, тут и там, валялись смятые листы пергамента, беспощадно исписанные чернилами. Больше недели прошло с тех пор, как гусляр получил этот заказ. Песня, лучшая из всех когда-либо созданных, должна была появиться на свет в этом сельском доме — таким было желание божественной заказчицы. И сейчас, вспоминая, как золотые локоны коснулись его щеки, когда губы шептали о награде, Сугор дрожал. Он писал и сминал строки, рвал молочно-белые листы, в отчаянье стучал кулаком по столу и рвал на себе волосы, проклиная свою нерасторопную музу. Гусляру нужен был сон, хоть несколько часов спокойного сна, иначе скрученные в клубок мысли, рифмы и строки в его раскаленной голове грозились просто-напросто убить своего создателя.

Когда на следующий день, алхимик Веддун пришел в гильдию мастеров, он увидел на пороге сгорбившегося магмара, в котором с трудом узнал Сугора. Тот едва заметно улыбнулся, увидев старого знакомого и, подойдя поближе, обнял его. Гусляр был легким, словно сноп сена.

– Мне нужно что-нибудь, чтобы я смог заснуть... - Сказал Сугор.

– Да, это поправимо! - Воскликнул Веддун. - Я думал, ты серьезно болен. Попробуй настой клевера на зорбовом молоке, отвар из молодых побегов мандрагоры или...

– Веддун, остановись. Ты не понял — все это я уже пробовал. Мне нужно настоящее, сильное средство.

– Такого у меня нет. - Отрезал алхимик.

Сугор изменился в лице.

– Но я сойду с ума! Что же мне делать! Я чувствую, как они шевелятся во мне, мои мысли! Они говорят там, внутри!

– Извини. - Бросил Веддун, поспешно закрывая дверь. Он не врал, когда говорил, что средства нет. Но умолчал, что мог бы его сделать, хоть это и было крайне рискованным предприятием. Алхимик еще долго смотрел вслед Сугору, который, пошатываясь, уходил прочь.

– Храни его Шеара. - Подумал Веддун, даже не догадываясь об истинной причине болезни гусляра.

Слышишь этот звон? Ночь крадется рядом.
Крики за окном, тень пронзает взглядом.
Ты закрой глаза, отойди от двери,
Предвкушая пир, собрались все звери.
Слышишь тишину? От нее не скрыться.
Сон похитит твой, упорхнет как птица.
Ветер за окном позовет поэта,
Но ему уже не встречать рассвета.

Сугор шел по теплому камню мостовой, оставив за спиной центр Дартронга и клубящуюся пеплом громаду Кровавого монстра. Он никогда не был в этом районе города, не видел такой улицы, таких странных причудливых зданий, столь разных по разные стороны. На левой стороне, среди вычурно увешанных гирляндами зданий с окнами из цветного стекла, играла громкая музыка, раздавались крики и душераздирающий хохот. Людей Сугор не видел — лишь силуэты, мелькавшие среди радужных отражений. Что здесь празднуют? И кто? И почему среди пьяных песнопений то и дело раздавались крики боли и отчаяния?

Справа же, наоборот, царила тяжелая, душная тишина. Приземистые строения из черного камня, многие с наглухо заколоченными окнами, серые ивы, оплакивающие превратившиеся в труху ограды, и тени... Много теней, разных форм и размеров, которые проплывали над пожухлой бурой травой, растворяясь в густой молочной дымке. Оттуда на Сугора веяло холодом, но, в то же время, там ждал покой, отрешение от всех страстей и невзгод.

– Не вздумай сворррачивать!- Гаркнул кто-то на ухо Сугору. Он вздрогнул и, повернув голову, обнаружил на плече большого ворона. Странно, но Сугор совсем не чувствовал веса птицы, чего не скажешь о взгляде черного глаза, пронзающего насквозь.

– Почему? - Удивился гусляр. - Что если я хочу? Что если я должен? Нельзя же всю жизнь шагать по улице!

– Дурррак!- Проскрипел ворон. - Ты такой дурррак! Ты знаешь, откуда рррождаются твои мелодии? Они рррождаются только тут, между мирррами — между безумным хаосом жизни и меррртвым покоем вечности! Только двигаясь между — только тогда ты станешь гением!

Обдумав слова птицы, Сугор нервно рассмеялся. На левой стороне улицы его наверняка услышали, потому что в доме фиалкового цвета открылось окно. Рама со стеклом выскользнула из проема и полетела вниз, разбившись тысячами цветных песчинок. В оконном проеме показалась девушка с высокой прической из золотых волос и поманила Сугора к себе. Музыка стала громче, флейты и барабаны слились в один нарастающий гул.

Ворон больно клюнул Сугора в висок.

– Тебе не сверррнуть с пути ррраньше вррремени! - Разгневанно тараторил он. - Ты не можешь выбирррать!

Сугор попробовал схватить ворона, но тот ловко перемахнул на другое плечо.

Время шло, а гусляр все еще брел посреди бесконечной улицы, не встречая на пути никого. Праздник слева не прекращался, а справа все также ползли тени и царили вечные сумерки. Сугор устал и хотел спать настолько, что готов был прилечь на обочине. Но и этого он не мог себе позволить — каждый раз мерзкий ворон заставлял его вернутся на дорогу.

Видение, открывшееся ему на темной стороне, победило страх перед вороном. Среди мохнатых елей из сказок, темно-зеленых и молчаливых, Сугор увидел большое ложе с балдахином из черной прозрачной ткани и мягкими подушками. На таком ложе он мог бы спать вечно, и ноги сами понесли Сугора направо.

Ворон взвился над ним и несколько раз клюнул голову, но Сугор удачно закрывался руками, уворачиваясь от птицы.

– Стой! - Хрипел ворон. - Я не пускаю тебя! Прррекрррати!

На обочине скапливались тени, готовые принять к себе нового собрата. Они по своему ликовали, но выражалось это лишь в колыханиях воздуха, чуть более частых, чем обычно. Ворон видел их, и бросился Сугору под ноги, так что тот споткнулся и упал на камни мостовой. Когда он поднялся, сумрачное ложе исчезло.

– Чертова птица!- Рассвирепел Сугор. - Я просто хотел отдохнуть немного! Чего ты от меня хочешь?

– Шедевррра. — Просто ответил ворон. - И я не исчезну, пока ты его не создашь.

– Разве мало я написал хороших вещей? - Удивился гусляр. - Разве не знают мои песни сейчас на всем Хаире?

– Ха! Знают. Вот только это просто хорррошие песни, не гениальные. Ты знаешь это не хуже моего, Сугоррр.

– Кто ты? - Гусляр сидел на мостовой, усталый и вспотевший, и смотрел в черные глаза птицы.

– Я? - Ворон сделал несколько шагов навстречу Сугору. - Я — твоя муза. Удивлен? А что ты ожидал? Обнаженную фею с крррыльями? Крррылья, пожалуй, у меня есть. Все остальное — не обессудь. И я не отстану от тебя, пока ты не создашь настоящий шедевррр.

Сугор закрыл лицо руками, и из его глаз потекли слезы. Тени за его спиной всполошились.

– Я устал, ворон. Я не смогу сделать то, о чем ты меня просишь! Это выше моих сил!

– Ты сделаешь! - Гаркнул ворон, расправив черные крылья. - Ты не сможешь сойти с пути, неужели ты не понял?

Сугор поднял взгляд на свою кровожадную музу. Из последних сил выбросил он вперед руки и, схватив ворона за горло, резким движением свернул ему шею.



Стражник стоял над скрюченным телом и задумчиво почесывал бороду. Его командир, капитан Свартвид пожал плечами.

– И чего его понесло в Сожженную слободу? После извержения, здесь все дома заброшены — лет десять уже, наверное.

– Поэты, что с них взять. - Ответил стражник. А тут, видать, нарвался на грабителей, вот они его придушили.

– Шею свернули. - Поправил его Свартвид. - Жуткие дела.



Говорят, что с тех пор путники, проходя мимо Сожженной слободы, слышат слова песни, которую они прозвали «Прощальная...»

Спой мне, ветер, прощальную песню -
О мире, где дух мой спокоен и весел.
Спой мне, огонь, колыбельную ада -
О пламенном мире, где будут мне рады.
Спой мне, вода, про печаль и невзгоды –
О мире моём, где теней хороводы.
Спой мне, земля, тихо плача от боли -
О мире моём, где живет только горе.
Пой мне, Шеара, последнюю песню -
О мире, в котором уже не воскресну.
Сожги все стихи моя Чёрная Муза -
Такие творения лишь будут обузой.
Прости, Незнакомец, простите, Друзья,
Сожженные земли позвали меня...

-yazon- проза
Итсми стихи

Мир Роу. Под безумной звездой.

Ты слышишь мой далёкий голос,
Зов угасающей звезды?
Надежды призрачной осколок,
Дождем размытые следы.

8
Достаточно ли я безумен? Хороший вопрос.
Роу посмотрел на себя в зеркало и нахмурился. Худое, изможденное лицо с воспаленными глазами и, Шеара его ведает, сколькидневной щетиной.
Задают ли его себе настоящие сумасшедшие?
Отражение вместо того, чтобы тоже нахмуриться, улыбнулось и подмигнуло ему в ответ. Роу провел рукавом по стеклу, и отражение исчезло, растворилось, оставив после себя вид пустой комнаты.
Роу вышел на улицу, щуря слезящиеся глаза.
Он уже давно находился в "сумеречной зоне" - в сером свете двигались черные пятна людей; истошно крича, бежала куда-то странная женщина с ребёнком на груди.
Падал серый снег, больше похожий на пепел - хотя вчера было ещё только начало осени, Роу помнил это точно.
Он подставил ладонь и долго смотрел, как тают снежинки на коже.
Значит, ладонь теплая, вспомнил он.
Окна домов и витрины магазинов ехидно щерились черными провалами глазниц.
Заметив чудом уцелевшую витрину бакалейной лавки, Роу первым же броском булыжника привел её в гармонию с окружающим миром и своим чувством прекрасного.
Его действия привлекли внимание группы мужчин, деловито занимавшихся разбоем неподалёку. Не сговариваясь, их контуры повернулись к нему и стали не спеша приближаться, захватывая в полукольцо.
Роу нехорошо скривил рот и шагнул им навстречу...

1
Всё началось где-то с месяц назад.
Роу, по прозвищу Яростный Выпад, был на рынке и выбирал рыбу у знакомой торговки, весело перебрасываясь с ней ничего не значащими фразами. Женщина положила ему пару больших, пахнущих океанской свежестью рыбин, и невзначай спросила:
-Скоро Фестиваль Заходящего Мирроу... Идёте?
-Нет, - удивленно покачал головой Роу. -А когда? Что за Фестиваль?
В какой-то момент продавщица вдруг окаменела и начала быстро отсчитывать сдачу. С силой запихнув ему мелочь в руку, она демонстративно отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Роу даже показалось, что пространство вокруг него несколько увеличилось - окружающие как-будто дистанцировались от него, насколько это было возможно в толпе.
Тогда он не обратил внимание на это происшествие, просто пожав плечами и отправившись в дальнейший вояж по торговым рядам.

2
Прошло ещё несколько дней, и постепенно Роу начал замечать другую нехорошую странность.
Как обычно, по вечерам, он захаживал в трактир к Мэри - послушать свежих новостей и пропустить кружечку-другую. Частенько бывало так, что приходилось засиживаться допоздна, потчуя новых знакомых или же, наоборот, не в силах отказаться от предлагаемого ими угощения.
Однако последние разы Роу сидел в гордом одиночестве. За пустым столом он смотрелся "белой вороной", в него только что не тыкали пальцем.
Хорошие знакомые проходили мимо него, не здороваясь; собираясь за другими столами в шумные компании, они вели свои бесконечные, пустые и не очень, споры.

Наконец Роу не выдержал и схватил одного из них, проходящего мимо, за руку.
-Я что - прозрачный? - громко спросил он, сдерживаясь, чтобы не закричать. - Или прокаженный? Что случилось? В конце концов...
Странник Ховей отвел глаза и смущенно засопел. Пилигрим не хотел отвечать.
Окружающие насторожились, притихли.

Роу физически ощущал, насколько неприятно его прикосновение для Ховея. Но странник терпел, не вырывая руки. Когда он всё-таки посмотрел на Роу, во взгляде читалась только светлая грусть.
Хуже всего было то, что Роу действительно не понимал, что происходит.
Люди, с которыми он провел немало времени, вдруг стали холодны к нему и враждебны. Он чувствовал, что они готовы избить его, избить до смерти, неизвестно за что.

-Ну-ка, отпусти-ка его, - раздался спокойный голос вышибалы Миклуты. -Ховей, тебе помочь?
Роу молча допил пиво, встал и вышел из таверны. Оказалось, что у него не было друзей.

3
Минули сутки, потом другие, и люди перестали узнавать его.
Специально или нет, он никак не мог проверить. Даже не узнавая его, они чурались заговорить с ним.
И всегда, всегда рядом собиралась враждебно настроенная толпа, готовая по малейшему поводу, а скорее - "без", растерзать его.
Это тяготило.

Жизнь шла своим чередом; Роу бродил днями и ночами по брусчатым мостовым О'Дельвайса, вдыхая полной грудью сладковатый, с легкой гнильцой, воздух столицы.
Запах разложения? Прохожие пробегали мимо него, обтекая, не замечая, кутаясь в плащи.
Пока ночная прохлада или тепло уходящего лета не забивались ему под кольчугу и дальше - под кожу, Роу шёл и шёл вперед.
Или пока не начинали болеть ноги; тогда он заходил в ближайшую кофейню и заказывал горячий шоколад или стакан шипучки.
Ему молча наливали большую чашку, и он молча выпивал её.
Иногда он демонстративно добавлял туда капельки мертвого рома, но его всё равно незамысловато игнорировали.

В одно из своих блужданий он забрёл на центральную площадь. Роу увидел старейшину, и росток надежды пустил корни в его душе.
-Багурон? - позвал он. -Это я...
Старец посмотрел на него, прищурив глаза, словно пытаясь вспомнить, кто перед ним.
-Что тебе нужно, чужеземец? - наконец ответил он. Слова явно давались ему с трудом, язык не слушался.
-Какой же я чужеземец? Это же я, я - Роу Яростный...
Старейшина махнул рукой, от городских ворот отделились стражники и рысцой припустили к ним, на ходу вытаскивая мечи.
Роу поспешил убраться восвояси.

4
"Этта", - подумал Роу, проснувшись однажды утром.
Почему он вспомнил о ней именно этим утром, почему не вспоминал о ней раньше?
Когда-то он спас ей жизнь, и она считала себя ему обязанной.
У Роу были с ней странные, болезненные отношения, в которых он всё хотел разобраться, но вечно не хватало времени.
Может быть, он просто лукавил.

Райский уголок был щедро залит лучами последнего летнего солнца.
Рико постучал в знакомую дверь и, не дождавшись ответа, толкнул и шагнул внутрь.
В квартире царил бедлам. Тот самый, который был и год назад - с легким флёром артистизма и аристократизма, пропитанный ароматом женских духов.
-Войдите, - несколько запоздало раздался хрипловатый голос.
Мариэтта было дома.
Она полулежала на диване, недовольно глядя на вошедшего. Красивые глаза её были пусты.
"И она не узнаёт меня," - тоскливо подумал Роу.
Повисла пауза.

Путана закурила, и горечь коллекционных трав смешалась с запахом духов, создавая невероятную композицию.
-Я знаю, говорить со мной нельзя, но я хотел бы задать пару вопросов. Не накажут же тебя за это, в самом деле? В память о нашей любви, да-да, когда-то мы любили друг друга...
C этими словами Роу положил несколько золотых на стол.
Этта задумчиво посмотрела на деньги.
Потом взяла листок бумаги и набросала на нём несколько фраз. Щелчком отправила его к Роу и сделала глубокую затяжку.
Рико взял записку и прочитал: "Праздник Утренней Росы. Спроси у великана. Остался один день".
Монеты со звоном рассыпались по полу, крутясь и подпрыгивая. Путана указала ему на дверь, кривя губы в насмешке.
Роу со страхом понял, что, возможно, и любви у него тоже не было.
Во всяком случае, теперь он знал, к кому обратиться.

5
Он использовал телепорт для прыжка на площадь и сделал шаг за ворота. В сумерках он не сразу увидел три фигуры, безжалостно кромсающих стоящего на коленях человека. Тот пытался закрыться от них руками, защищая голову, - но это был, скорее, уже инстинкт, чем осознанное действие.
-Мужчины..., - заявил о себе Роу. -Вынужден вас побеспокоить.
И сделал, на всякий случай, шаг назад.
Две тени сыто посмотрели на него и улыбнулись. Роу признал в них патрульных и удивился. Нападать на своих?
-Ещё один, - мелодичным голосом отозвался патрульный. Похоже, патрульный был женщиной.
Третья тень добила несчастного и присоединилась к товарищам.
-Ага. Везёт.
Лица патрульных вдруг стали плавиться, словно кто-то умелый быстро лепил и набрасывал на них личины, сделанные из пластилина.
То ли черепахи, то ли жабы, а скорее - неудачное сочетание того и другого...
Он был уверен, что ему не мерещится.

В Потаённом Вертепе его учили многому, даже запретному знанию противостояния закону, и это ему помогло. Минут через пять он отряхнул мечи от темной крови и вытер их о траву.
-Терпеть ненавижу, - зло пробормотал Роу и погрозил кому-то кулаком.

Мирроу осветило останки четырёх людей, пытающихся добраться до Храма.

6
В эту ночь Плато Безмолвия соответствовало своему названию.
Оно было пустынно. Игра света и тьмы создавала удивительную фантасмагорию; придавала ему таинственности и ту самую загадочную отрешенность, что присуща только нетронутым уголкам природы.
Роу вошёл в "лунный кратер" и совсем по-детски, "по-собачьи" погнал плотный туман перед собой, осторожно раздвигая его руками.
Прежде чем зайти в руины, он вставил себе в нос затычки. Не то чтобы он был брезглив, но Гизедор презирал чистоплотность, считая её ничего не значащим пустяком. Он мог себе это позволить - люди всё равно шли к нему.

-Роу, Роу, - великан не спал. -Яростный Выпад. Мне больше по душе другое твоё прозвище - Беззаботный, которым наградили тебя твои родные.
Двухголовый узнал его.
Роу не мог поверить - узнал и заговорил.
Ненужная гордость помешала ему расплакаться, и он присел на камень, рядом с великаном.

7
Гизедор лежал на спине и смотрел в звёздное небо, запрокинув руки под обе головы.
-Фестиваль Заходящего Мирроу - великое таинство, когда светило делает свой поворот. Бывает... в общем, бывает, было несколько раз за всю историю Фэо.
Жители получают на него приглашения, практически все. Те, кто не получил - умирают. Их единицы, но они есть. Это главное, что тебе надо знать.
-За что? - Роу попытался сглотнуть, но у него ничего не вышло. Горло пересохло.
-Ты спрашиваешь это у меня? Может быть, ты не сделал чего-то важного в своей жизни. А, может, сделал всё что мог, и твой путь закончен. Ты больше не нужен.

Когда переполняется темное хранилище энергии, Мирроу выплёскивает его. Иногда вместе со своими детьми.
В канун фестиваля все сходят с ума, я видел это и сам делал такое, о чём был бы рад забыть, но не могу. Самые низменные и тайные желания находят свой выход, люди с магмарами сатанеют. Все потихоньку сходят с ума - даже самые добродетельные.
-Меня подвергли остракизму, меня хотели убить, - глухо заметил Рико. -Кругом безумие...
Великан рассмеялся.
-Зависит от точки зрения. Быть нормальным или считать себя таковым среди тысяч свихнувшихся - это ли не пик сумасшествия? Высшая степень безумия? Но ты всё ещё недостаточно безумен, успокойся.
-Фестиваль заканчивается праздником - Праздником Утренней Росы. Жители собирают ладонями и губами капли с листьев и травинок, делятся её друг с другом. Роса обильно покрывает всё, в изобилии разбросана по полям и лесам...Бордовые капли, большие, как вишни, терпкие, как вино...
Это момент просветления и очищения. Я не пил слаще ничего и никогда. Ради этого стоит жить. Это - вечная жизнь.
Начинается новый жизненный цикл. Жители, конечно, не помнят, что было с ними ночью, что было до этого, - и это величайшее благо Мирроу. Помнить о Фестивале - тяжелая ноша. Даже Шеаре она не по плечу.
-И всё-таки - почему я? И почему ты помнишь?
-Неправильный вопрос. В тебе ещё бродят остатки сознания, - хмуро ответил двухголовый. -У меня две головы - на это Мирроу не рассчитывало.

Гизедор потянулся и вздохнул.
-Фестиваль начнётся завтра, в полночь. Пойди, погуляй, если ты достаточно умен и ленив, чтобы просто ждать и надеяться на чудо. Или попытайся сделать что-нибудь для спасения, если ты боишься... Можешь придти ко мне, если ещё захочешь поговорить или станет страшно. А сейчас я хочу спать.

9
Роу нехорошо скривил рот и шагнул им навстречу.
-Это же Роу Яростный, - вдруг сказал кто-то из нападавших. -Только время зря потеряем.
-Куда же вы? - он побежал было за ними, но, передумав, остановился.
Резкий порыв ветра взметнул полы его плаща, словно черные крылья ворона.
Безумие нарастало. До полуночи оставалось меньше четверти часа.
Роу обвёл глазами площадь, и взгляд его упал на Колодец Удачи. Три ступеньки и чаша, тихо влекущая к себе.
Он по привычке засунул руку в карман и нащупал мелочь, сдачу торговки.
Медленно поднялся по ступенькам, заглянул вглубь и отшатнулся - внизу живота сделалось щекотно.
Было страшно и восхитительно одновременно. Глубина манила.
Роу побренчал монетками, потом бросил их вниз.
Те сверкнули, словно стайка мальков, и весело полетели вниз, стукаясь о стенки. Дзинь-дзинь.
"Я же не загадал желание", - спохватился он. Воспаленный мозг требовал найти выход немедля.
Роу снова засунул руку в карман, но монеток больше не было.
"Ничего", - промелькнула мысль. "Я сам как горсть монет. У меня ещё есть я".
Он рассмеялся своей шутке каркающим смехом и залез на край колодца.
Внизу царила непроглядная тьма.
Колокол начал отбивать полночь. Обратный отсчёт. Что там, за горизонтом?
"Я - горсть монет", - повторил себе Рико. Он раскинул руки, закрыл глаза и стал клониться вперед.
"Не забыть бы загадать желание", - твердил он себе. "Не забыть, не забыть, не забыть..."
С шестым ударом его тело отделилось от края и полетело вниз.
Он сумел изогнуться в полёте и теперь видел Мирроу в обрамлении горловины колодца, круг в круге.
Прошептал своё желание и улыбнулся.
Последние мгновения Рико провел, просто наслаждаясь полётом...

***

Блодияра неприязненно посмотрела на гетеру.
Мариэтта сидела рядом с ней, непринужденно болтая ногой с полуснятой туфелькой, удерживая её только пальцами ноги.
У неё было хорошее настроение.
-Держи свой гонорар, ворожея, - сказала Мариэтта и выложила тяжелый кошель с золотом на стол.
Тот округло лёг на столешницу, лениво обвиснув по бокам.
-Ты честно заслужила его, ворожея. У меня есть ещё кое-какие задумки...
-Больше я тебе помогать не буду, хватит, - тихо ответила Блодияра. -Да и заклинание у меня такое было одно. Амок. Оно из другого мира, больше его не достать.
Как странно - звучит, как кома, только наоборот. И действует наоборот.
-Он даже не догадался спросить, как я могу помнить праздник... А ты волновалась! Мужчины - тупицы, ха-ха! А нечего расторгать помолвку накануне свадьбы и дарить подарки кому попало...

Блодияра вполуха слушала болтовню куртизанки - её мучили дурные предчувствия.
С утра она отправил соседского парнишку, чтобы тот сообщил всем, что видел, как Роу прыгнул в колодец. Мальчик вернулся полчаса назад, весь в слезах и красным, как свекла, ухом.
Он сделал всё, как велела ворожея; взбаламутил Багурона и Дамируса.
При помощи проникающих заклятий и брошенных на дно факелов (случай всё-таки был незаурядный, но не первый), тело обнаружить не удалось.
Мальчишку хотели выпороть, но ограничились тем, что оттаскали за ухо.
-Боольно, тетя, - размазывал слёзы по чумазым щекам пацан, - добавить бы "денежков"...

-Странный он был, - задумчиво проговорила Блодияра. -Каждый, конечно, сходит с ума по-своему, но... бредил он... красиво. Убедительно, что ли. Почему не нашли его тело? И это ещё хорошо, что он прыгнул до полуночи - заклинание должно было слететь с последним боем колокола... Интересно, что же он пожелал?

Она встала и прошлась по комнате.
-Скорей всего, остаться в живых. Но тела ведь не нашли? Вот не хотела я с тобой связываться.
Слишком уж ярко он сходил с ума... Что если... нет, надеюсь, что нет...

Замигало окошко почты.
Ворожея протянула руку и взяла новое сообщение.

"Пригласительный билет
Фестиваль Заходящего Мирроу начинается."

Краем глаза она увидела, что Мариэтта тоже получила письмо.
Блодияра уже знала, что будет дальше; не зря же она была прорицательницей. Оставалось только выяснить, что подарят ей капли росы - жизнь или смерть?
Бордовые капли, большие, как вишни, терпкие, как вино...

 Амос [14]



- Мы выполнили задание, Ллойд. Уж не знаю, зачем тебе компромат на святошу, но, считай, он у тебя в руках. Хочу заметить, что нам пришлось немало повозиться, чтобы достать бумаги. Кстати, не один ты хотел раздобыть их, люди Шу пытались вставить нам палки в колеса, пришлось их немного успокоить, а об этом мы не договаривались, так что я требую двойную награду!
- Как угодно, но сперва я должен убедиться, что у тебя в руках то, что мне нужно…
- Без проблем, смотри. Я всегда держу свое слово, так и знай.



Мой мир никогда больше не станет прежним.
Сегодня утром я столкнулся с самым отчетливым и концентрированным проявлением зла из всех тех, что я когда-либо видел или о которых мне рассказывали. Нам принесли тело, предположительно женщины, сказать наверняка не мог никто, оно было изувечено настолько, что поначалу мы думали, что это гора пропитанных кровью тряпок, снятых с тел раненых. Меня вырвало почти сразу, как только я разглядел прерывистые движения груди, пытавшейся вобрать в себя хоть сколько-нибудь воздуха. Не без труда я взял себя в руки и подошел к кушетке. От тела разило нечистотами, болью и страхом, принесшие его к нам сказали, что этого человека пытали больше суток, а когда получили, что хотели, бросили в выгребную яму, где он и был найден. Я смотрел в пустые глазницы изувеченного будучи в полном оцепенении, ни я, никто не знал, что делать с ним, как ему помочь.
Все это время, что мы стояли возле, тело извивалось подобно гусенице на раскаленных углях, я чувствовал, что в нем уже давно нет сознания, есть лишь желание убежать от страданий.
Впервые мы самолично умертвили пациента. Хоть я и уверен в том, что это был единственно верный ход, моей душе неспокойно, его образ не исчезает из сознания уже много часов, и мне не удается увести мысли в другую сторону. У меня едва получается казаться невозмутимым в глазах других целителей, которые сейчас тоже подавлены, лидеру не пристало быть мягкотелым, особенно в такой ситуации.
Я решил завести дневник в надежде, что, выговорившись пусть самому себе, но мне станет легче. Очень хочу, чтобы это оказалось правдой.





Идет война, в этом не осталось никаких сомнений, вся обитель забита калеками, которые никогда не смогут вернуться к нормальной жизни, даже если покинут эти стены, что вряд ли. Кошмар пятидневной давности давно перестал быть уникальным. Уже двое суток я не сплю потому что наших сил не хватает, чтобы оказывать помощь всем.
Жизнь стала похожа на ад, а я насквозь пропитался ей.
Нет времени писать подробнее, я нужен раненым.
Запись 6.
Вчера ночью от нас сбежало пять целителей, трое вернулись уже днем на носилках, истекающие кровью от дюжины сюрикенов в каждом. Они просили прощения и умоляли исповедовать их перед смертью, но некому было их слушать.
У нас не хватает бинтов и антисептиков. Норак говорит, что не может дать больше, пока его люди отбиваются от атак магмаров. Нам приходится пренебрегать стерильностью, мы рискуем спровоцировать эпидемию.
Я пытаюсь молиться за каждого павшего в этой войне.
Запись 8.
Двое моих лучших целителей покончили с собой, и я наблюдал за этим, даже не пытаясь отговорить их. Потому что понимаю.
Я смирился и слился с ужасом реальности.
Из-за недостатка сна я начинаю путать грезы с действительностью. Диагностирую у себя острый невроз на фоне общего истощения организма.
Да помогут нам боги.
Запись 9.
Воздух вокруг обители пахнет красным, раньше я этого не замечал...
Я нашел немного времени, чтобы прогуляться и насладиться природой, которая вынуждена наблюдать за зверствами, созданными по вине нашего рода.
Мне жаль всех, но не себя, я огарок не достойный снисхождения.
Я слышу крики калек и следую за ними, еще в моих силах немного помочь им.





В смерти определенно есть красота, которая до этого ускользала от меня. Я убежден, человек видит только то, что находится на расстоянии вытянутой руки и абсолютно не способен проникнуть в суть вещей. Благо сейчас, в пик кризиса, я начал чувствовать красную нить событий, она проходит сквозь меня и тянется к горизонту. За этим так приятно наблюдать на закате.

Запись 15.

Я перестал помнить себя. В голове копошится столько мыслей, но все они приобретают очертания лишь когда рядом кто-то умирает, это странно.
Сегодня привезли крестьян из Баурвилла, пятьдесят человек, мы расположили их у кладбища, рядом с вырытыми могилами, так как в обители уже давно нет места. Кажется, они поняли намек судьбы.





Сегодня мне пришла в голову мысль, что безумие в некоторой степени может стать основой воистину гениальных идей.
Утром, наблюдая за тем, как бился в агонии один мой старый знакомый, я задал себе вопрос: «Почему мы не используем его состояние для того, чтобы развить в себе навык врачевания»? Если пациент находится на грани смерти, и его участь предрешена, мы, целители-новаторы, вполне могли бы позволить себе опробовать на нем некоторые экспериментальные методики, почему нет? Уверен, любой здравомыслящий человек согласится на небольшую порцию мучений взамен на множество спасенных жизней собратьев в будущем. Этим мы и отличаемся от животных.
Жаль, что мне так поздно удалось распознать в войне шанс для движения вперед: нравственные и законодательные рамки давно сдвинулись, власти нет никакого дело до того, чем и с кем мы занимаемся, они брезгуют даже говорить об этом, мерзавцы.
Сейчас, чертя эти буквы, я окончательно убедился в правильности собственного решения…
Желаю себе удачи!

Запись 18.

Снова не повезло, но мне кажется, что я на верном пути, осталось проверить еще несколько вариантов. [Следующее предложение многократно перечеркнуто]

Запись 27.

Война окончена. Идиоты безустанно повторяют эти слова, не понимая суть трагедии! Мне жаль этих приземленных людей, они не осознают, сколько возможностей упущено! [Размыто] я не собираюсь останавливаться. К счастью, человек не вечен, посему у меня вдвойне много работы!

Запись 43.

Было немного забавно врать родителям вчерашней девочки, о том, что спасти ее не было никакой возможности.
Сегодня не осталось никаких сомнений в том, что мой авторитет за последнее время немало укрепился, люди бессознательно доверяют мне, мои слова не вызывают никаких подозрений, ненапрасно, хочу заметить…





Мой сборник методов врачевания почти готов, прямо сейчас я дописываю последнюю главу, приятно вспоминать, сколько стараний было вложено в эту работу! Мир больше никогда не будет прежним!


- Ну, все в порядке?
- Да, полностью. Награда твоя.
- Превосходно, Ллойд, с тобой приятно иметь дело. Если не секрет, скажи, зачем тебе понадобилось все это? Мы рисковали своими жизнями, добывая дневник, нам было бы очень любопытно узнать не напрасно ли.
- Так и быть, Буч, но только из-за уважения к твоим головорезам. Живет на свете один горе-папаша, чье имя вы знаете, но которое я не могу назвать, так вот, его дочь, с полгода назад подхватившую гангрену, лечил Самуил, и вроде бы все ничего, болезнь не успела развиться до серьезной стадии, но девчонка трагически скончалась. Клерик складно плел, что спасти ее не было шансов, но отец ему не поверил и начал искать доказательства, подтверждающие его видение событий. В ходе поисков он выяснил, что его случай не единственный, многие родственники пациентов Самуила не дожидались домой своих родных, хотя оснований для того было мало. Думаю, дальше вы в силах догадаться сами.
- Чертов ненормальный. Что они сделают с ним?
- Это уже не наша забота, но что-то подсказывает мне, что совсем скоро мы увидим нового главу обители…

  Pushistya [15]
  Анн Кристин [20]



Змея все туже и туже сжимала блестящие чёрные кольца вокруг шеи. Девушка, разметав по пропитанной потом подушке рыжие волосы, задыхалась, хрипела и никак не могла вырваться из липких объятий ночного кошмара. Издав гортанный крик, она проснулась, резко сев на кровати. Тяжело дыша, дрожащими пальцами ощупала горло. Всё ещё не понимая, где находится, затравленно осмотрела комнату. Наконец, сознание полностью вернулась к ней. Облегчённо выдохнув, она в изнеможении откинулась на подушку. Отрешённо глядя в пустоту, девушка задумчиво накручивала длинный локон на палец.

Уже которую ночь ей сняться кошмары, но такого отчётливого, переполнявшего душу ужаса она ещё не испытывала. Высшие силы посылали сигналы, и игнорировать их далее было крайне безрассудно. Кто-кто, а она, потомственная ведунья Марица, известная всему Хаиру, понимала всю значимость сновидений. Наделённая даром пророчества рыжеволосая магмарка не раз отводила беду от соплеменников. Так неужели она не поможет сама себе?

Девушка поднялась с постели, подошла к окну и одним рывком распахнула тяжёлые шторы. В спальню хлынул холодный рассеянный свет пасмурного утра, от чего стало еще тоскливее. Поёжившись, она накинула халат. «Сначала надо привести мысли и чувства в порядок: успокаивающий чай, расслабляющая ванна, хорошо бы поспать хоть пару часов, — Марица мысленно составляла план действий. — Потом можно заняться приготовлением к обряду». Позвонив в колокольчик, она сказала вошедшей в спальню служанке:
— Агата, набери ванну и можешь уходить. Мне нужна абсолютная тишина. Сегодня я буду медитировать.

Ближе к вечеру гнетущее уныние растворилось, утекло как вода сквозь песок. Предстоящая работа с магическим палантиром полностью захватила мысли ведуньи. В небольшой, но уютной комнате Предсказаний всё было готово для проведения обряда. Оставался последний штрих. Прорицательница подошла к столу, открыла шкатулку и достала из неё жемчужное ожерелье. Немного полюбовавшись мерцающими перламутровыми бусинами, надела его. Это давно стало частью ритуала — наследство любимой бабушки, три бесценных дара: палантир, ожерелье крупного чёрного жемчуга и способность видеть, а главное, истолковывать видения — в одном месте, в одно время.

Удобно устроившись на стуле, вдыхая аромат благовоний, Марица чувствовала, как умиротворение мягко обволакивает ее. Сфера из горного хрусталя светилась, излучая теплое сияние, словно внутри неё плескалась расплавленная лава, которая создавала причудливую игру тени и огненных сполохов. Прикоснувшись к холодной, идеально гладкой поверхности палантира, прорицательница начала медитировать и вскоре впала в транс. Лавовое марево, медленно перетекая по кругу, начало таять, расползаясь от центра к краю.

Первое, что увидела Марица, были игральные кости. Точки на гранях кубиков неожиданно стали увеличиваться, превратившись в крупные чёрные горошины. Разрастаясь, они слились в одну огромную жемчужину, в кобальтовой синеве которой проступил смутный образ огненно-рыжей девушки. Ведунья не видела, но точно знала: девушка была мертва. Марицу охватил панический страх. Вскочив, она опрокинула стул и опрометью выскочила в прихожую.

Сердце гулко ухало, отдаваясь в висках. Боль стальными тисками сдавила грудь, и, задыхаясь, ворожея облокотилась на край туалетного столика. Подняв голову, она встретилась взглядом с уставшей, издёрганной молодой женщиной, которая тревожно смотрела на неё из матовой глубины зеркала. Вдруг крупные чёрные жемчужины дрогнули и заскользили переливчато-синей змеей. С диким воплем Марица рванула ожерелье. Нить порвалась, и драгоценные горошины, стуча мелкой дробью, раскатились по паркету. Ничего не замечая вокруг, девушка бросилась в спальню и, повалившись на кровать, горько разрыдалась.

Встревоженная Агата, поднявшаяся на крик из подвала, сокрушенно покачала головой, заметив на полу порванную жемчужную нить. Служанка на цыпочках подкралась к спальне, нерешительно постояла у дверей, прислушиваясь к всхлипываниям госпожи. Вздохнув, торопливо вернулась в прихожую, и, опустившись на колени, стала собирать жемчуг, тихо причитая: «Тоже мне беда, подумаешь. Стоит ли так убиваться?»



Марица открыла глаза. Слепящий луч Мирроу проникший в спальню через неплотно зашторенное окно, отразившись в позолоченной лепнине, играл в догонялки бликами. Девушка прислушивалась к своим ощущениям. Впервые за долгое время она чувствовала себя отдохнувшей и вполне счастливой. Сладко потянувшись, Марица легко соскочила с постели и, радостно улыбаясь, закружилась по комнате. «Победила, победила, победила! — ликовала она, — Порвав нить, я изменила судьбу!» Её взгляд скользнул по крышке комода, и прекрасное лицо исказила гримаса ужаса. На полированной поверхности, изогнутое в издевательской улыбке, лежало проклятое украшение.

Ведунья замерла, не смея пошевелиться. Мысли путались, лихорадочно пытаясь зацепиться за реальность. Объяснение могло быть только одно. Она спешно покинула спальню и прямиком отправилась на кухню. Агата ещё не пришла. Раздавленная и опустошенная Марица устало опустилась на стул. Неизбывная тоска с новой силой навалилась на неё, медленно, словно в трясину, затягивая на дно безнадёжности.

Тихо скрипнула дверь. На кухню, отдуваясь и пыхтя, с тяжелыми сумками в руках вошла служанка.
— Батюшки! — на добром лице Агаты читалась искренняя озабоченность. — Опять плохой сон?!
— Сон, — эхом отозвалась девушка, и, окончательно вынырнув из глубокой задумчивости, произнесла, спокойным ровным голосом: — Я отлично выспалась.
— Вот и славно. Надо поменьше общаться с духами и побольше с живыми. А то, неровен час, сами в приведение превратитесь. Смотрите, какая бледная, — болтая без умолку, служанка шуршала оберткой и раскладывала покупки на столе, — сходили бы куда, развеялись. Ой, чуть не забыла! — она порылась в карманах и выудила конверт. — Вам приглашение.
— Это от Покера, — прочитав письмо, сказала Марица. — Сегодня вечером в Файтире торжественное открытие казино.
— Этому проходимцу мало, что он в трактире народ обжуливает! И куда только Гидвер смотрит?! Госпожа, если пойдете, не берите денег. Проиграетесь же!
Девушка пристально посмотрела на служанку, и, словно боясь спугнуть зародившуюся мысль, тихо прошептала:
-— Ты права, надо развеяться.

Она вернулась в спальню и долго ходила из угла в угол, что-то невнятно бормоча. Взвесив все «за» и «против», решительно подошла к комоду и сгребла в сумочку ожерелье, поспешно щелкнув замком, как будто украшение могло её ужалить.



Несмотря на густые сумерки Марица легко нашла нужный дом. Швейцар в пурпурной ливрее, проверив приглашение, распахнул массивную дверь, и она вошла в ярко освещенный зал. Казино поражало своим великолепием: зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры, роскошный ковер, покрывающий мраморный пол. Каждая деталь интерьера, создавая особую атмосферу праздника, как будто кричала: «Здесь исполняются желания!» Правда, не уточняя, чьи именно.

На открытие пришёл весь цвет Хаира. Нарядные мужчины и женщины, оживленно переговариваясь, делали осторожные ставки. Этот мир, пугающий и одновременно интригующий, был совершенно не знаком Марице. Она растеряно ходила между столов, изредка останавливалась, с интересом наблюдая за игрой посетителей. Лихорадочный блеск глаз выдавал волнение: ведунья не знала, как поступить.

— Сыграете? — Покер махнул рукой, приглашая к столу с рулеткой. — Новичкам везёт!
— Пожалуй. Но у меня есть только это, — Марица достала из сумочки ожерелье.
— Мы не принимаем драгоценности, но сегодня, в виде исключения…Менахем! — Покер окликнул проходящего мимо антиквара. — Будьте так любезны, оцените украшение.
Менахем опытным взглядом окинул ожерелье и, обращаясь к прорицательнице, предостерегающе проговорил:
— Остановитесь, не делайте этого! Сразу видно — редкая вещь.
— Бабушкино, — ведунья с нежностью погладила переливающиеся жемчужины. — Всё одно! —глядя в глаза антиквару, как можно беззаботнее произнесла Марица.
Упрямо тряхнув волосами, она обернулась к Покеру и сказала с вызовом: «На чёрное!»

Любопытствующие, собравшиеся вокруг, затаив дыхание, наблюдали, как белый шарик заскользил в бесшумно вращающемся колесе рулетки.
— Двенадцать, красное, — объявил крупье и сгреб лопаткой проигравшие фишки, а вместе с ними и проклятое ожерелье.
Раздался дружный вздох разочарования. Девушка ловила на себе сочувственные взгляды, и только Менахем, слегка прищурившись, смотрел задумчиво и оценивающе. Переведя взгляд на стол, он пробормотал: «Все — одно».

Опасаясь, что радость, переполнявшая её, выплеснется наружу, ведунья поторопилась уйти. Она сделала это — переиграла судьбу! Уже в дверях Марица столкнулась с подругой детства, которая, представив своего спутника, возбужденно прошептала: «На днях заскочу, мне столько тебе надо рассказать!» Проводив Магдалену взглядом, ведунья шагнула в объятия холодной ночи и облегченно выдохнула. Она знала: сегодня будет спать спокойно.



С аппетитом позавтракав, ведунья решила устроить себе выходной. Удобно расположившись на диване, она вновь окунулась в воспоминания о вчерашнем вечере: «Однако, Покер очень красиво всё обставил в казино — роскошно и, в тоже время, элегантно». Окинув взглядом комнату, провидица неожиданно осознала, что просто необходимо обновить интерьер. Да! Добавить теплую терракотовую гамму. Она быстро написала записку и отправила служанку к продавцу тканей за образцами.

Ожидая Агату, девушка прикидывала, как и что изменить. «Обивку на мебели и в тот же цвет шторы. Хорошо бы купить новую люстру, а эту перевесить в комнату Предсказаний», — Марица увлеченно составляла список предстоящих работ.

— Что творится-то! — возбужденно выпалила вернувшаяся от суконщика Агата. — Антиквара Менахема убили!
— Как убили?!
— Да-да, убили! — служанке не терпелось поделиться шокирующими новостями, — Болтают, он играл в казино, поставил все на единицу и сорвал куш! Так его прямо в Файтире подстерегли. Удавку на шею накинули — и все! Этого жулика Покера уже арестовали.
— Я видела Менахема вчера и даже говорила, — печально произнесла девушка.
— Судьба! От нее не убежишь, не спрячешься!
Слова Агаты неприятно кольнули провидицу, пробудив, как казалось, навсегда успокоившуюся тревогу.
-— Не болтай ерунды! — резко оборвала она служанку. — Лучше пойди открой дверь! Слышишь, звонят?
На пороге появился юноша, который проговорил заученной скороговоркой:
— Служба доставки. Ценная бандероль. Лично в руки.
Удивленно вскинув брови, ведунья расписалась в бумагах и забрала сверток.

Сев за стол, Марица прочитала записку, вложенную под атласную ленточку:

Сударыня!
Возвращаю Вам фамильную драгоценность в благодарность за принесенную удачу.
Менахем.

Сломав сургучные печати, она сорвала бумагу и увидела кожаный футляр. Трясущимися руками открыла крышку: на кроваво-алом бархате, как бы светясь изнутри, лежало жемчужное ожерелье.

Потрясенная девушка загипнотизировано смотрела на щедрый подарок мертвеца. Внезапная догадка озарила её: «Оно убило антиквара и теперь вернулось за мной!» Не в силах пошевелиться, она сидела, окаменев, и гложущая тоска, медленно, но уверенно заполняла душу провидицы. Ища спасения, Марица, словно глухой стеной, отгородилась от жестокой действительности и не услышала настойчивого дребезжания колокольчика в прихожей.

Хлопнула входная дверь. В гостиную, маленьким ураганом, ворвалась Магдалена, объявив прямо с порога:
— У меня потрясающая новость! Я, кажется, выхожу замуж. Он красив, молод, свободен и, главное, богат! Сегодня он точно сделает мне предложение!
Она оживленно щебетала, в радостном возбуждении кружа по гостиной. Наконец, Магдалена обратила внимание на оцепенение подруги и, легонько встряхнув ведунью за плечо, воскликнула:
— Да ты не слушаешь меня!
— Что? — растерянно переспросила Марица.
— Говорю же, дай ожерелье на свидание. Смотри, мои серьги просто созданы для него. Карл подарил, — изящным движением Магдалена откинула волосы и продемонстрировала золотые сережки с крупными черными жемчужинами.
— Нет, Магда, только не это, — испуганно прошептала ведунья, отрицательно качая головой, — оно проклято!
— Не говори глупости! — своенравная магмарка указала холеным пальчиком на портрет, висящий на стене. — На бабуле же это ожерелье? Насколько мне известно, умерла она в почтенном возрасте, в своей постели, окруженная заботой любящей внучки. Если жалко, то так и скажи! — Магдалена обиженно надула губки.
— Что ты, мне не жалко, но…
— Вот и отлично! — рыжеволосая бестия ловко подцепила украшение. — Спасибо-спасибо-спасибо! Ты прелесть! Обещаю вернуть в целости и сохранности.
Звонко чмокнув Марицу в щеку, она упорхнула из комнаты, оставив после себя чуть терпкий запах духов.

Внезапно наступившая тишина навалилась на прорицательницу, и ощущение неотвратимой беды стало еще более отчётливым. Девушка рассеяно посмотрела на записку антиквара, затем перевела взгляд на кроваво-алый бархат пустого футляра. «Что же я наделала?!» — ужаснулась Марица и, накинув плащ, выскочила из дома догонять подругу.

Нервно покусывая нижнюю губу, она стояла на дороге, не зная, куда ей направится. «Магда поехала в Дартронг!» — неожиданно решила ведунья. На полпути её уверенность унесло морозным осенним ветром и девушка торопливо, то и дело переходя на бег, пошла в обратную сторону.

На переправе через Лукавую заводь, возбужденно переговариваясь, толпился народ, а у самого берега деловито суетились патрульные. Нехорошее предчувствие сжало сердце ведуньи. Она разыскала глазами офицера и, подбежав к нему, спросила дрожащим голосом:
— Что случилось?
— Лодка перевернулась. Парня вытащили, — он махнул рукой, показывая на мокрого, перепуганного перевозчика, — а девушка утонула.
— Ожерелье, — сдавленно прошептала Марица, — это оно её убило.
— Какое ожерелье? — растерянно спросил офицер.
— Бабушкино, оно проклято!
Офицер внимательно посмотрел на прорицательницу и тихим успокаивающим голосом проговорил:
— Ступайте домой. Вам надо отдохнуть. Это просто несчастный случай — куча свидетелей. Эй, Сэм, проводи барышню до дома, — подозвал он ближайшего патрульного и с нажимом добавил: — убедись, что всё в порядке.

Агата уложила Марицу в постель и, притушив свет, села с вязанием в кресло, бросая тревожные взгляды на девушку. Тишину нарушал только мерный перестук спиц. Ведунье хотелось, что бы её оставили в покое, и она притворилась спящей. Служанка на цыпочках подошла к кровати, постояла с минуту и так же тихо вышла, погасив свет.

Девушка неподвижно лежала и смотрела в темноту, прислушиваясь к настойчивому шёпоту унылой тоски: «Это ты виновата, ты». Наконец, накопившееся отчаяние нашло выход: слезы хлынули из глаз прорицательницы. Но они не принесли облегчения. Марица винила себя, и призраки Менахема и Магдалены с укором смотрели на неё из тёмных углов.



— Проснулись? Вот и славно, — наигранно бодро проговорила служанка, — а я на рынок уже успела сбегать. Смотрите, какую рыбину у Вилиса выторговала. Наисвежайшая! — Агата ловко счищала блестящую чешую.
Бледная, с копной рыжих всклокоченных волос Марица была похожа на хэллоуинское приведение. Ведунья медленно, как во сне, подошла к столу и налила чай в маленькую фарфоровую чашку. В глубокой задумчивости она сделала первый глоток.
— Надо же! — удивленно воскликнула Агата и обернулась к девушке.
Вздрогнув, провидица посмотрела на выпотрошенную рыбу. На разделочной доске, среди кровавой требухи, мерцали крупные чёрные жемчужины. Чашка выпала из рук и разбилась вдребезги, разлетаясь осколками по каменному полу кухни. Судорога пробежала по лицу ведуньи. Она пристально посмотрела на служанку. Безумный блеск глаз девушки напугал Агату, и та попятилась к выходу.
— Вон отсюда, — прошипела Марица и вдруг сорвалась на крик: — Пошла прочь!!!

Ведунья затравленно металась по дому, натыкаясь на мебель, и, в конце концов, обессилив, замерла перед камином в гостиной. Безысходность разрывала душу. Она хотела только одного: чтобы мучения прекратились. Марица машинально открыла крышку шкатулки, стоящей на каминной полке. С тихим шуршанием закрутился диск, и комнату наполнила красивая печальная мелодия. Девушка знала слова этой старинной песни. И знала, что ей теперь делать. Улыбка облегчения коснулась губ. Она развязала узел на поясе и легко встала на стул. Музыка струилась, мягко обволакивая, суля безмятежность и покой.

Зыбкие грани: без слов, сожалений
Острой иглой стёжки лягут на ткани.
Пляска безумная всех отражений
Странно похожа на мертвое пламя.

Зыбкие грани мерцают и манят,
Марево тянется в звездные выси,
В небо, за край, без хмельного дурмана,
Там, где от нас ничего не зависит.

Зыбкие грани потверже гранита,
Вечностью скованы. Эхо. Зарница.
Резко, отчаянно, порванной нитью
Сердце взлетает израненной птицей.

Зыбкие грани в отчаянье рушу,
В кровь разбивая, стирая ладони:
Чтобы с последним дыханьем — наружу.
...Стёжки ведут на могильные склоны.

-The Islander-
_Вилена_



Когда не видят Боги смысла в жизни,
Где нету авантюрных игроков,
Они мешают, путают их мысли,
Вливая в души смертных «Дар Богов».

Я не очень любил участвовать в битвах... Ведь редким делом я доживал до конца, чаще всего меня убивали в самый разгар отчаянных межрасовых сражений. Но в этот раз мне не оставалось выбора – по настоянию воеводы я был обязан проявить доблесть, чтобы получить новое звание от командования и перейти на новую ступень своей нелегкой военной карьеры. А поэтому я торопился собрать всевозможные благословления и попасть на Древнее плато, пожалуй, самую горячую точку на карте мира Фэо.
Стать лидером ожесточённой битвы и привести свою расу к победе, вот ради чего храбрые воины спешат сюда, надев свои лучшие комплекты, захватив крепкие ярморочные топоры, зачарованные амулеты и кольца. Намечалась Великая битва, и я был готов к ней: призвал верного питомца на свою сторону, заполнил грубый, кожаный колчан медными стрелами. Затем, так же с легкостью, совершая ряд знакомых, даже обыденных действий, я начал применять эликсиры и амулеты, в надежде повысить свои физические возможности: благословления воина и старейшины, сферу воинского духа, зелье боевого мастерства, эликсир «Дар Богов»…

«Так, стоп! А это еще что такое?» - удивлённым тоном спрашивал сам у себя. –«Первый раз вижу.»

Я отважился попробовать неведанный мне экстракт ярко красного цвета. Залпом выпив, ощутил его неимоверно соленый вкус, настолько, что непроизвольно сплюнул те несколько капель, что остались на моем языке, надеясь хоть как-то избавиться от противного послевкусия. Но выбросить пустой сосуд из-под загадочной суспензии я не решился, положил обратно в рюкзак, чтобы после боя удовлетворить свое любопытство и узнать о свойствах этого зелья.
Начался бой. По привычке я выпил эликсир гиганта, встал в блок, прикрывшись массивным щитом, и приготовился к вражеской атаке. Моему взору предстал хорошо сложенный магмар, облаченный в красивые, серебряные латы и вооруженный знаменитой булавой Горбаха, придававшей ему еще больше устрашение и грандиозности. Грозный оппонент поудобней перехватил рукоять своей величавой красавицы, замахнулся и... В глазах моих мгновенно потемнело, стало нечем дышать, я вновь чувствовал, как душа покидает безжизненное тело и рвется к близлежащему алтарю…
Очнувшись в храме на центральной площади, чувствовал я себя паршиво: меня выворачивало наизнанку, голова кружилась, как новогодняя карусель, в ушах звенело, а все предметы, попадавшие в поле зрения, расплывались. Я выругался, с призрачной надеждой на то, что это как-то поможет почувствовать себя немного лучше и поплелся в сторону поместья, оставляя ватными от слабости ногами кривой след на свежевыпавшем снеге.
Лучи декабрьского солнца лениво проникали в окно моего чертога. Прошло несколько дней с того момента, как я принял то злополучное зелье, которое, скорее всего, послужило причиной моего вылета из строя. Спустив ноги с кровати, я невольно потянутся к графину. Стакан холодной воды смочил пересохшее горло и наполнил тело приятной свежестью, я понял, что чувствовал себя намного лучше.
День начался легко, не предвещая ничего необычного. Неспешно поднявшись с постели, я умылся и надел отполированные доспехи. По ежедневному обычаю использовал волшебную палочку, ртутогон, репликатор эфрила и некрусферо. Копошась в рюкзаке, я наткнулся на ту самую пустую банку с надписью «Дар Богов».
В этот самый момент из рюкзака показался его извечный пассажир Урчи, вновь готовый предложить очередное задание и наградить уже полюбившимися мною подарками. Я потрепал его за ухо и выслушал его пожелание.

«Победите любое сверхсущество» - промолвил маленький дракон и устроился подобней в кармане моего рюкзака.

На улице было прекрасно: морозный воздух, замерзшие лужицы и легкий падающий снежок. Совсем по-детски выпустив пар изо рта, с удовольствием растопил подлетевшую снежинку. В прекрасном настроении я отправился в единственный на тот момент доступный инстанс – Болота Богельфа. Путь к заброшенной библиотеке, в которой я надеялся найти ключ к разгадке тайны предназначения причудливого эликсира, пролегал в совершенно противоположном направлении, поэтому туда я решил заглянуть на обратном пути.
Группа для похода на болотное чудище собралась быстро. Оказавшись у начала бескрайней топи, меня охватило странное чувство. Краски, всегда унылого и блеклого болота, в этот раз мне показались гораздо ярче и насыщенней. Вонь, исходящая от перегноя, совершенно не ощущалась в воздухе. Страх погрязнуть в трясину, будто забыл путь к моему сердцу. Обычно я пользуюсь картой, чтобы найти правильный путь до монстра, но сегодня точно знал, какая дорога будет самой удачной, в то время как мои друзья натыкались на непроходимые участки, затянутые плотным туманом. Новые звуки, новые запахи - все было непривычным. В складках белого тумана я видел образы, казавшиеся мне реальными, но в которые сложно было поверить. Я чувствовал себя странно, но мне нравилось. Наслаждался окружающим миром, с каждой секундой открывавшимся для меня с новых сторон. Также внезапно, как и появились, посторонние шорохи и ароматы стали пропадать, образы растворились, словно по волшебству, а краски меркли, будто в палитре художника, рисовавшего этот мир, остались только серые оттенки. Спустя время, я уже не мог понять, было это на самом деле или нет. В суматохе оторвавшись от группы, решил прекратить болотную экспедицию, стряхнув наваждение.
Образы начали посещать меня снова и снова. Я не оставил попытку заглянуть в библиотеку и разузнать об одурманившем меня снадобье, но мои поиски не принесли результатов. Никто не слышал о «Даре богов». Мой слух стал улавливать различные мелодии, доносившиеся неизвестно откуда. Я искал помощи у лекарей, просил избавить от этого недуга. По их словам, я был совершенно здоров. Снотворные и успокоительные эликсиры не помогали мне, напротив усугубляли положение.

В очередной раз сознание постепенно возвращалось ко мне, словно растекшаяся жидкость под действием неистовой силы собиралась обратно в сосуд. Я лежал на полу. Ноющая боль пронизывала мое тело. В комнате был полумрак, кругом беспорядок. Я перекатился ближе к стене, неуклюже сел и облокотился. Закрыв глаза, вдыхал ее аромат, такой волнующий. Она как всегда была рядом. Сколько не пытался, я не мог разобрать ее черты, но чувствовал. Наверное, только благодаря ей, до сих пор не сошел с ума. Она всегда молчала и только слушала, но я понимал ее без слов.
- Я не могу, понимаешь, не могу. Эти мучения невыносимы. Эмоции рождались во мне и спектром распадались, переливаясь разными цветами - то согревая, то обжигая. Вокруг меня блуждали звуки, сначала усиливаясь, потом стихая, а иногда вовсе замирая. События, словно в калейдоскопе, преломлялись, отражаясь в зеркалах временных порталов. Я пытался сложить цельную картинку из множества кусков. Казалось, еще самую малость и все встанет на свои места. Но тут, будто невидимая рука опять переворачивала все с ног на голову. Что же это?– схватив первый попавшийся предмет, с силой бросил его об стенку.
Несколько минут я сидел в полной тишине.
- Ты всегда молчишь. Не даешь подсказок и ответов. Зачем ты приходишь?
Опять длительная пауза. Я выставил руку в ее сторону, стараясь дотронуться, ощутить ее живую плоть. Но нет, пальцы проваливались, искажая эфемерную фигуру.
- О, Боги! Я брежу.
Мое тело стало раскачиваться, каждый раз ударяясь головой об стену.
- Я знаю, что должен справиться сам с этим безумием.Чувствую, что стою у черты, но что за ней? А теперь уходи, я хочу побыть один.



Эрифариус медленно приземлился на поляну близ небесного дворца. На цветущем травяном покрове неподвижно сидела Шеара, как всегда прекрасна и величественна. Ее пытливый взгляд был устремлен в хрустальную сферу, помещенную в золотую оправу.
- Опять развлекаешься? – озадаченно спросил дракон.
- Наблюдаю.
- Кто в этот раз?
Шеара подвинулась, давая собеседнику придвинуться к шару.
- Он близок к цели. – пристально всматриваясь, сухо сказала Богиня.
- Что ты дала ему? – растеряно спросил Эрифариус.
- Кровь. Я дала ему свою кровь.
- Теперь он Бог? – изумленно спросил дракон. - Вернее Бог, помещенный в оболочку из плоти?
- Верно.
- Как ты можешь быть такой жестокой! Ты знаешь, что человеку это не по силам.
- Я хочу увидеть предел человеческих возможностей. – все так же холодно и отстраненно произнесла Шеара.
- Что будет с ним, если он постигнет Мироздание? – не веря в успех, произнес дракон.
- Он будет полубогом и станет бессмертным.
- А если нет?
- Умрет и никогда уже не сможет воскреснуть не на одном алтаре мира. – Помедлив добавила шепотом, - Он растворится в Бытие.

Я сидел на краю обрыва, свесив ноги и греясь в лучах восходящего солнца. Ветер… Я приручил его, и он послушно напевал мне мелодии далеких стран…

ДАРКОН
Cynthia



Старец Багурон вот уже полчаса со всё большим раздражением наблюдал за происходившим.
По центральной площади О`Дельвайса ходил немытый бродяга, в одежде, что когда-то была дорогой, а теперь выглядела металлоломом и тряпками. Человек подходил к прохожим и что-то спрашивал у них. Обычно люди старались как можно скорее пройти мимо него. Те кто всёж останавливались и слушали его, после отшатывались от него и убегали прочь.
Наконец терпению Багурона пришел конец.
- Эй ты, бродяга, подойди ко мне. Отвечай! Зачем ты смущаешь честных граждан и почему выглядишь так непристойно? Умойся, постригись, побрейся и люди с радостью помогут тебе монетой иль едой.
- Почему я так выгляжу? Понимаешь, грязь покрывает меня так за неделю. Борода обрастает вот на столько за три месяца. Когда надо я иду на речку и моюсь, и стригусь, и бреюсь. А вот одежда... Чтоб довести доспехи до такого состояния нужно чинить их сотню раз, а на это ушли годы... Это единственное что доказывает мне, что я существовал всё это время.
Багурон изумлённо посмотрел на него. Следующий вопрос бродяги утвердил Старца в своём выводе: перед ним стоит сумасшедший.
- Звёзды... они существуют?
- Конечно, что за глупый вопрос.
- А Мирроу?
- Ты что слепой? Вот же оно. - Сказал Багурон и показал на небо.
- Как интересно. Все говорят так же... А вот скажи рыба. Она когда идёт на нерест и мечет икру?
- Весной.
- И хабус?
- И хабус.
- Тогда что несёт тот человек с банкой в руках?
- Что у тебя там? - Сурово спросил Багурон у прохожего.
- Икра хабуса. Рыбак Натан продал. Сказал свежайшая.
- Спасибо, ступай.
- Так значит сейчас весна?
Во взгляде Багурона поселилось сомнение.
- А вот ещё скажи, цветы...
- Что цветы?
- Они цветут весной и летом, очень редко осенью и почти никогда зимой. Всё верно?
- Так и есть.
- Тогда что скажешь про это.
В гильдию мастеров вбегал травник с охапкой нежнейших лотосов.
- Наверно сейчас лето?
Старец выглядел всё более озадаченно.
- Мудрейший, расскажи мне о зиме.
- Зиме??? Ну, зимой идёт снег. Зимой холодно. Ещё появляются снеговища и приходит праздник начала Нового Года.
- Скажи какой сегодня день календаря?
- Конец ноября, через два дня декабрь.
- Тогда почему нет холодов и снега?
- Ну, наверно, просто такое фиговое лето. - Попытался отшутиться Багурон.
- Я серьёзно. Я был на островах Вечной Стужи и видел настоящий снег и холода! Скажи почему здесь зимой снег падает, но не покрывает землю ровно? Он вырастает сразу сугробами!
- Никогда не замечал... И вообще, я занят. Ко мне уже целая очередь собралась. Приходи через два дня. Будет тебе нормальная зима. Сам увидишь. И помойся, мой тебе совет.

Багурон сидел на ступенях колодца удачи и машинально отвечал на обычные вопросы пришедших, но бродяга всё не шёл из головы. Вопросы сумасшедшего были вроде бы простые и логичные, но что-то во всём было не правильное.

На следующий день он послал стражника к Самуилу, рассказать про бродягу.
Самуил пришёл сам.
- Это очень опасный человек. Дело в том что его безумие, оно... как бы заразно. Несколько недель назад его видели в Небесном дворце у Шеары. Потом она на несколько дней исчезла, а мир Фэо сотрясли катаклизмы. Воины называли их странным словом "лаги". Если он придёт, то задержи его. А дальше я со стражниками о нём позабочусь.

К вечеру первого декабря пошёл снег. От него рябило в глазах. Ветер гнал снежинки по площади, но на брусчатку они так и не ложились, а как бы исчезали.
"Земля ещё тёплая. Наверно тают"- подумал Багурон.
- Скажи мне старец что такое день?
За думами Багурон не заметил как оказался рядом сумасшедший. Теперь он уже был чист и пострижен.
- Днём светло. Днём светит Мирроу.
- А что такое ночь?
- Ночью же наоборот. Мирроу прячется за горизонт. Ночью может светить луна и появляются звёзды.
- А сколь долго длится день и ночь?
- Пол суток день, пол суток ночь. Летом день длиннее ночи, а зимой ночь длинней.
- Старец когда ты видел ночь? Я долгое время следил за тобой. Ты всегда на этом месте и всегда отвечаешь на вопросы людей, благословляешь их. Когда ТЫ видел ночь?!! И звёзды!!! КОГДА ТЫ ВИДЕЛ ЗВЁЗДЫ?!!
К безумцу подбежал Самуил со стражниками. Его связали и уволокли заворота города. Видимо в обитель.

Но ещё долго в ушах Багурона звучал крик: "Покажи мне звёзды, старец! Покажи мне звёзды!!!"
Багурон рассеянно встал, сделал несколько шагов и внезапно вспомнил: Сегодня же важный день. Его, наверно, уже давно ждут в совете города. Пора обсудить как пройдут новогодние праздники с ярмаркой.
Городские чиновники встретили Багурона удивлёнными взглядами, но ничего не сказали. Споры по празднествам вышли долгими. А потом он решил зайти в Дворец Бракосочетаний и лично благословил молодых.

Было далеко за полночь, когда Багурон наконец ушёл с весёлого празднества.
В небе светило Мирроу.
Свет померк в глазах старика, внезапно он услышал голос безумца:

Помню я годы детские.
Только были ль они?
Подвиги молодецкие.
Или это лишь сны?

Знаю я день сегодняшний.
Но сотрётся и он.
И в грядущем скажу о нём,
Что и это лишь сон.

Смерть прервёт цепи морока.
Но нужна ль та черта?
Просыпаться пора уже!
Жизнь давно начата.


P.S. Где-то в другом мире, на одном из этажей высокой башни.
- Похоже придётся опять проводить профилактику. Это уже ни в какие ворота. Сначала Шеара уходит искать горизонт, а теперь Багурон бегает по столице и кричит что, "нет ни Мирроу, ни дня, ни звёзд". Мы ставим всё более мощные сервера, а толку чуть. Лагает не по-детски едва ли не каждый день. И неписи всё чаще "сходят с ума".
- Знаешь, СерБан, похоже это только начало. Я поднял логи. И знаешь что? Багурон до этого беседовал с персонажем "БЕЗУМЕЦ". Под эти буквы имени подходят несколько игроков, но ни один из них не был игре в момент беседы. И ещё: из обители пропали и он, и Самуил.
Вот последние строки, что услышал Самуил перед тем как мы его потеряли.

Покажите мне звёзды. Их нет!
Мир безумный и Мирроу не видит.
Позабыт смыл слова рассвет.
В час вечерний закат не увидят.

Верю я, что закончится бред.
Где-то есть горизонт настоящий.
Тихо скажем созвездьям: Привет.
И проснётся последний из спящих.

  Nailjan [11]
 Curio [15]

Дочки-матери

Воевода Дамириус пятый час мерял шагами покои рядом с операционной: «Только бы Шеара не отвернулась от нас!». Арника очень неудачно упала со строптивого тигра, поэтому сейчас находилась между жизнью и смертью.
Когда на пороге появился клерик Самуил, внешне воевода выглядел спокойно и уверенно, как всегда. Только потускневшие глаза выдавали его внутренние переживания.
– Состояние стабилизировали. Ей уже ничего не угрожает. Покой, сон, мои снадобья и через две-три недели сможешь забрать супругу домой.
Казалось бы, новость чудесная, самое страшное уже позади. Можно вздохнуть с облегчением, но Дамириус продолжал напряженно вглядываться в лицо лекаря.
– Прости, друг, но его спасти не удалось, – ответил лекарь на немой вопрос воеводы. – Мы сделали все, что могли.
Эта банальная фраза разделила жизнь воеводы на «до» и «после».

* * *

Странно, как одно событие может перевернуть все видение жизни. Раньше меня очень удручали белые больничные стены, а сейчас понимаю, что именно так, девственно чисто, должно выглядеть место, где рождаются они – маленькие комочки концентрированного счастья.
Странно, что ломит все тело, будто по мне пробежалось стадо гунглов. Отдает болью любое движение, ноет каждый мускул. Удары сердца эхом разносятся по всему организму и, резонируя, взрываются в голове. Кажется, меня сначала разобрали на молекулы, а потом наспех сложили.
Странно, что совсем не помню роды. Ведьма Гредея обещала, что я буду в сознании. Неужели что-то пошло не так, и меня напоили снотворным снадобьем? Расспросить бы Самуила, но он что-то не заходит. Муж тоже хорош. Пропал без вести.
Странно все это… очень странно. Но куда более странно, что мне до сих пор не показали дочь! Где она?! Когда мне дадут моего ребенка?!!

* * *

– Такое иногда бывает. Защитная реакция организма. Мозг вытесняет из памяти события, которые не может принять, – успокаивал Дамируса лекарь.

* * *

Дочурка божественна! Она во сто крат лучше, чем я могла себе представит! Я раз за разом нежно глажу ее по головке, перебираю пальчики на малюсеньких ручках и ножках, целую в лобик и наслаждаюсь ее особым запахом. А когда спит у меня на руках, не могу отвести взгляд от крохотного носика и подрагивающих ресничек.
Я дала жизнь человечку. Даже само осознание этого приводит меня в состояние эйфории. А когда я держу ребенка на руках, крепко прижимая к себе, и чувствую его сердцебиение, то хочется визжать от радости. Счастья так много, что мне просто необходимо им делиться с окружающими.



– Не пытайся переубедить Арнику, только настроишь против себя. Нужно играть по ее правилам, – вторила, ведьма и, по совместительству, знаток человеческих душ.

* * *

Раньше, я думала, что мне кажется, но теперь точно уверена, что у Дамириуса началась послеродовая депрессия. Муж потерял ко мне интерес. Он страдает беспричинной бессонницей, резкими перепадами настроения, отчужденно относится к малышке. Старается не пересекаться со мной взглядом, но когда мне удается заглянуть в его глаза, то вижу только пустоту.
Вот меня доченька окрыляет! Она такая… такая… неземная. Нельзя на нее смотреть без улыбки. Это маленькое сокровище создано для нежности, любви и заботы. Почему же Дамириус не чувствует этого?
А если… Нет… Нет!.. Не могло рождение ребенка так изменить мужа! Он любит меня и никогда не променяет на другую женщину!!!

* * *

– От этой хвори нет лекарств, – сокрушался Самуил. – Нужно дать Арнике время смириться с утратой.

* * *

Слежение за мужем меня сильно измотало. Да и дочь в последнее время капризничает больше, чем обычно. Кручусь как Эльдрик в колесе. Но все это мелочи. Я – абсолютно счастливая женщина! Дамириус в измене уличен не был. Он целыми днями пропадает на работе, потому такой измученный.
Меня теперь беспокоит кое-что другое. Не знаю, как это описать словами. Ничего конкретного, но я чувствую, где бы я ни появилась, на меня все украдкой таращатся, и делают вид, что ребенка не замечают.
Самое грустное, что абсолютно никто не поздравил с рождением Сильвии! Не ожидала такого даже от знакомых, не то, что от друзей! Но мне некогда тратить время на обиды, я наслаждаюсь материнством.

* * *

Гредея предложила:
– Приводи супругу ко мне по понедельникам на беседы. Иной раз слово помогает лучше любых настоек Самуила.



Ведьма, конечно, интересная личность, и в былые времена с ней можно было поговорить по душам. Но она поменялась. Никак не пойму, куда она все время клонит. Возраст-то преклонный, вот маразм и подкрался незаметно. Не хотела ее обижать, так что исправно принимала приглашения на чаепития. Но еще чуть-чуть и она сведет меня с ума.
Переливает из пустого в порожнее, рассказывая о потерях, которые время лечит. О судьбе, что в руках Божьих, которую нужно смиренно принимать. Каждый раз одно и то же, а меня дома Сильвия ждет. Сложно мне с ней расставаться даже на пять минуточек, а философские рассуждения Гредеи могут часами длиться…
Решено! Некогда мне со старухой возиться. Больше не приду.

* * *

– Молись Шеаре, все в ее власти, – похлопал друга по плечу клерик.

* * *

Сегодня дочке исполнилось два месяца. В честь маленького праздника отпрвавились всей семье за игрушкой для Сильвочки. Я решила, если малышка укажет на какое-нибудь ездовое животное, то пойдет в меня, а если на оружие глаз положит, то в папу. Дамириус на это грустно улыбнулся.
В магазине подарков дочь захотела плюшевого мишку. Мне так сердце подсказало.
– Упаковывать игрушку в подарочную коробку? – поинтересовалась продавец.
– Нет, отдайте, пожалуйста, сразу Сильвии, – попросила я, подвозя ближе коляску.
– Чокнутая, – прошипела продавец. И только после укоризненного взгляда мужа, вежливо выдавила:
– Как Вам будет угодно.
Она стала протягивать покупку ребенку, но вместо игрушки я увидела клубок извивающихся змей. Первым, что нашла, ударила продавца по руке, схватила дочь и выбежала на улицу.

* * *

– Не вини себя, ты делаешь все, что в твоих силах, – утешала Дамириуса ведьма.

* * *

Мир сошел с ума!
Если раньше все игнорировали Сильвию, то теперь каждый хотел причинить ей вред. Утопленница с залива тянула руки к моей дочери, приговаривая: «Отдай ее мне, отдай… отдай…». Алхимик, произнося магические заклинания, пытался обсыпать ребенка каким-то порошком. Завсегдатаи трактира собирались выкрасть малышку. А ведьма, как нож в сердце, подложила в кроватку Сильвочки плотоядный кувшинник... Ничего, оставшиеся в живых расскажут, что ждет каждого, кто осмелится обидеть моего ребенка.
Даже природа взбунтовалась против нас. На одной из прогулок на дочку накинулся ранее совершенно безобидный зигред. Страшно стало в Шуарском лесу: корни деревьев так и норовят обвиться вокруг шеи Сильвочки. Давно прирученный корвус ни с того, ни с сего чуть не выклевал глаза малышке. Под домом постоянно жутко воют псы-демоны. А хельта, растущая в горшке на подоконнике, источала такой невыносимый запах, что я без сожаления отправила ее на помойку.

* * *

– Арника становится опасной для окружающих. Под нашим присмотром ей будет лучше, – говорил Самуил, показывая комнату.

* * *

Дамириус решил сделать ремонт в доме, поэтому временно я и Сильвия переехали пожить в монастырь при обители. Здесь очень уютно. Нам с дочкой нравится.
Муж приходит в гости каждый день. У него всегда есть что-нибудь интересненькое для меня: книжечка, цветочки, браслетики, плюшки. Но про малышку забывает и ничего ей не приносит. Сегодня я не выдержала, и упрекнул Дамириуса в этом.
– Да пойми ты наконец-то, ее нет, и никогда не было! Она умерла, так и не родившись! Умерла!! Умерла!!!
Не надо было ему этого говорить... Теперь кровь с пола вытирать… И на стены попало…
Я глянула на дочь. В кроватке на белоснежной простыне лежало гнилое полено в розовой шапочке. Оно было завернуто в накрахмаленные пеленки и обвязано красной лентой с бантом. Подошла ближе, присмотрелась...
Фух, показалось! Чего только не привидится в сумерках. В кроватке, тихо посапывая, мирно спала моя Сильвия.

  Дайнерис [10]




Удары сыпались градом, изувеченные соперники вопили от боли, а полководец, словно вихрь, носился по полю битвы. В его глазах светились ярость и жажда крови. Ни единый противник не удостоился милости или сожаления. Горы трупов, бесчисленное количество ужасающих травм, полный рюкзак скальпов… Но этого недостаточно, полководец желал не славы или почитания, его страстью было само убийство…
Многие годы воин оттачивал свое мастерство, отдаляясь от друзей и знакомых. В его голове постоянно звучала всего одна мысль: «Убить!» В мирный час дома воителя было не застать. В любое время суток он сражался на арене, в храме или пещерах. Поговаривают, что некогда очень посещаемые залы Таллара, потеряли свою популярность именно из-за его сокрушительных побед и зверских убийств в этих стенах.
На поле боя этот рубака превращался в сущего безумца. Все чаще его секира не различала кто стоит напротив, будь это враг или соратник. Поэтому союзники отступали подальше, предоставляя воину возможность единолично ворваться в гущу врагов.
После битв воитель скорее расстраивался, что все уже закончилось, чем радовался победе вместе с соратниками. Его глаза, как и душа, горели лютым красным пламенем, желающим больше сражений. Народ все чаще называл воина безумцем и старался держаться подальше.
После одной из жесточайших битв, когда воитель, весь залитый кровью врагов, стоял на краю отвесной скалы и переводил дух. Он почувствовал неведомое ему ранее жжение, которое пронизало его, почти достигнув сердца. Воин обернулся и увидел группу союзников, которые тут же ринулись на утек. Со спины полководца торчал кинжал… «Как так? Я же сражался за них…» Воитель рухнул на землю…

  John_Bull [20]
  -КРУЗЯ- [20]


ИД пришёл на совещание перед захватом замка, снял плащ в гардеробе и подошёл к зеркалу. В зеркале возникло изображение ИД: синий вицмундир, на левой стороне благородно рдели многочисленные медали «Поклонения», на правой блестели медали «Признания», «Дружбы», «Уважения», «Почёта». Клановый значок на шейной ленте сиял рубиновым светом в разрезе кокетливо расстёгнутого сверху борта вицмундира.
В зеркале отразились награды, шейная лента, а кланового значка не было.
ИД проверил шейную ленту, глянул на пол, поискал в карманах, потом снова посмотрел в зеркало и… заплакал.
Застегнув наглухо вицмундир, с заплаканным лицом ИД стал подниматься в совещательную комнату.
- Здравствуйте ИД, - красноречиво посмотрев на часы, сказал Воевода, когда ИД сел на своё место.
ИД сидел неподвижно и думал. Не подавал реплики, не шутил.
Заплаканное лицо встревожило сокланов. По клану поползли слухи, что у ИД неприятности, возможно, даже несчастье.
ИД встал, взял из секретера бланк увольнительной, заполнил его и подошёл к Воеводе.
- Клан понимает, как Вам сейчас тяжело, - сказал Воевода, ставя свою подпись.
ИД шёл в поместье в Басгорию, внимательно глядя под ноги. Один раз с трепещущемся сердцем бросился к ало сиявшему предмету, но предмет оказался простым аклорином
Войдя в поместье, ИД начал обыск.
Из гардеробной полетели доспехи, верхняя одежда, вещи стиля и образы. Значка клана не было.
ИД подошёл к окну. За окном шла охота людей Грызмуров, Зарлогов, Неферто.
- Зарлоги, - пробормотал ИД, - эти хищные ящеры могли проглотить кланзначок.
Он надел любимые рунёные доспехи с тщательно подобранными символами, заботливо залакированные вещи стиля, образ, взял оружие и спустился в Басгорию.
Выпил каст и начал сосредоточенно рубить зарлогов, стараясь каждого разрубить за 2 -3 удара.
За час ИД заканчивал проверку четырёхсотого зарлога, когда его окружили встревоженные люди.
- Что ты наделал? – закричал один НУБ, добавляя после каждого слова три других из обсценной лексики. – Мне этих четыреста зарлогов бить надо четыре часа, а теперь из-за тебя проведут изменения.
ИД вернулся в поместье и стал думать.
- Конечно! – сказал он, подумав, - Земли Хаира!
Когда там гулял и вспоминал юность, изредка порубливая мелких магмарчиков, один, особо наглый, запрыгнул на плечи и пытался повредить шею, может тогда он сорвал кланзначок.
Через портал ИД шагнул на пламенеющую землю Хаира и целенаправлено пошёл в локацию «Ледяной Грот», где маленький магмар мог сорвать кланзначок, попутно отбиваясь от патрульных, как от назойливых мух.
В локации «Ледяной Грот» ИД вырубил всех мобов и маленьких магмар, осмотрел все камни и ямки, но кланзначка не нашёл. Холодный пот страха противно потёк по всему телу.
Мобилизационно прозвучал сигнал буцинатора о сборе клана, ИД портанулся в замок.Глава клана на общем сборе объявил о наборе группы добровольцев на минор.
- Это выход, - подумал ИД и одним из первых записался в добровольцы.
Вместе с товарищами ИД полетел на минор. Душа его пела.
Новый сервер, новый клан и новый кланзначок.

Работа дисквалифицирована. Пункт 9 условий участия.

http://w1.dwar.ru/user_info.php?nick=АптечниК
http://w1.dwar.ru/user_info.php?nick=я_Я_я


Противостояние



Много лет назад прекраная богиня по имени Шеара,
Призвала две рассы на тропу войны,
За территорию свою сражаясь,
За честь и место на земле!

Бытвы были затяжные,ожисточённые бои,
Кровища сгусткоми стикая,
Сливалась с лавой на земле.
Гибло множество людей,но и магаров не мало,
Вот эта проза для людей,которых так давно не стало!


После этих жарких и беспощадных битв мало кто оставался в живых и поля битвы,где проходили бои были похожие на массовое захоронение,кругом валялись кишки и отсечённые пол башки,лежащие на пригорке.
Когда земля на Плато пропиталась кровью,Богиня призвала помошников своих,драконов Эрифариуса и Стриагорна.
Дракон стал белый за людей,ну а Стриагорн за магмаров.


Богиня смотрит в небеса,
А небеса все в пепле,
Беспощадная идёт война,
Основана на жертвах!

И вот драконы в вышине,
Пылает,пламя на земле,
Все трупы запекая,
Шеара знает,что не кто,
В противостоянии не проиграет

 DarknessOutside [10]
  ДА ЕТО ТАК [9]





Пламя огня охватывало меня. Мое тело было пронзено огромным посохом. Я ничего не вижу вокруг. В моих глазах лишь ярко-оранжевое пламя. Я горю. Я ничего не слышу. Я не могу дышать. Как же я дошел до этого... Я теряю сознание. Постепенно, с каждой секундой, я теряю части своей памяти. Все вокруг белеет.



Ничто не волновало меня больше. Я был готов уже отпустить эту жизнь и спокойно уйти в загробный мир.



Но... Внезапно, огромное количество воспоминаний появилось перед моими глазами. Я чувствовал, что каждое из них всасывало меня внутрь себя. Но один из них особо сильно притягивало меня к нему. Все закружилось. Когда мое сознание приблизилось к этому воспоминанию, оно поглотило меня, и вокруг все побелело.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Я стоял на Плато Безмолвия. Надо мной стояло кроваво-красное небо. Вокруг меня воевали и магмары, и люди против армии Хаоса. Крики. Звуки ударов. Кровь. Взрывы. Под небом возникали фиолетовые облака, откуда падали огромное количество гунглов. Я стоял в середине всего происходящего. Я не мог двигаться. Я пачкался мерзкой кровью людей, магмаров, существ Хаоса. Я смотрю на свои руки... И это были руки ребенка. Я смотрю на всех вокруг - все были выше меня в два-три раза. Неожиданно ко мне подошел огромный Эгну-Повелитель. Он был больше меня в сотни раз. Он смотрел на меня... И собирался меня съесть. Я не мог двигаться. Я был... парализован. Я сейчас умру, ведь так?..
Нет. Я точно помню этот момент моей жизни. Сейчас меня спасут самые важные персоны в моей жизни... Но кем же они были для меня? Не успев вспомнить, я увидел, как Эгну-повелитель был разрезан пополам. Мерзкая, липкая жидкость брызгалась мне в лицо. Ко мне подошли мужчина и женщина. Я не мог разглядеть их лица. В моих глазах все было размыто. Мужчина схватил меня за плечо и сказал: "Сынок! Что ты тут делаешь? Я же просил тебя остаться дома! Слушай меня, с нами все будет в порядке! Убегай отсюда быстро! Держи этот амулет, ты вернешься в наше поместье, там будет безопасно!" Женщина взяла меня за руки и сказала: "Возможно, мы с твоим папочкой не выживем. Поэтому, пожалуйста, запомни: и люди, и магмары имеют право на существование в этом мире. И только совместной силой мы можем одолеть хаос. Поэтому... Когда ты вырастишь..." Не успев договорить, женщина обернулась и отразила удар ГунглаХО. Мужчина активировал амулет и дал мне его в руки. В тот момент он засветился, и я был поглощен этим светом. Однако меня все же волновал один вопрос…

Магмар я или человек?
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Ночь. Я находился в каком-то темном подземном помещении. Слева от меня стояли люди, справа - магмары. И каждая персона держала в своих руках зажженый факел. Передо мной стояли два высоких мужчины. Зажмурив глаза, я осознал, что это были Ускользающий Шу и Мудрый Финко. Они подошли ко мне и дали мне факел и жетон "Крадущихся в ночи". Мудрый Финко сказал мне: "Поздравляю со вступлением в клан. Ты теперь один из нас. Гордись! Ты член древнейшего клана наемников!" Улыбнувшись, Ускользающий Шу дополнил: "Теперь ночь - твоя стихия. Не важно, человек ты или магмар, мы все "крадемся в ночи", выполняя поручения крестьян, королей, да хоть Богов".
Я зажжег факел и поднял свою руку как можно выше. Пламя горело ярко-ярко. Смотря на этот свет, я терял сознание, и вскоре он снова поглотил меня.
Но меня все беспокоил один и тот же вопрос...

Человек я или магмар?
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Очередная ночь. Я стоял в Деревне Кингала. Мою руку обнимала какая-то девушка... Я не мог разглядеть ее лицо, ее тело. Размытость в моих глазах не пропала до сих пор. Это… Немного раздражало. Но тот факт, что рядом со мной была девушка, которая станет для меня в будущем целым миром, успокоил мои нервы. Она шепнула мне в ухо нежным голосом: "Дорогой, давай спрячемся. Я не хочу, чтобы кто-то видел, что человек и магмар имеют какие-то отношения между собой. Ты сам знаешь... у нас война. То, что мы знаем языки друг друга и любим друг друга... Делает нас, хи-хи, изгоями общества. Весело, не так ли?" Мы побежали. Крались в ночи. Она держала мою руку крепко-крепко. Я вел ее в самое тихое и безопасное, как мне казалось, место - Окраину тихой степи. Мы спрятались в стоге сена. Народ говорил: в нем не то что иголку, но даже топор палача не найдешь. Мы лежали рядом друг с другом. Я чувствовал запах ее волос. Пахла она... по-особенному. Ведь она была другой расы. Мы обнимали друг друга, и ничего на свете нас не волновало. Я люблю ее. Она любит меня. Ничего не может испортить этот момент. Ни. Че. Го. Не должно испортить этот момент. Когда она приблизила свои губы ко мне, я начал терять свое сознание... Все вдруг потемнело.

Человек ли я... или человек?
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Я стоял в светлой лаборатории. Все было настолько белое, что я мог отличить какие-либо объекты. Я почти был слеп. Но я видел, как ко мне подходил какой-то... Это мужчина или женщина?
"Вы обратились ко мне с очень... Интересным, так скажем, вопросом. С научной точки зрения, смена расы является теоретически возможным процессом. Но с морально-этической... Мы обсуждали в нашем научном обществе этот вопрос когда-то. Было мнение одного ученого о том, что магмары и люди близкородственные и никакого Бога Вулкана нет. И магмары эволюционировали от людей. Многие отрицают эту точку зрения, сами понимаете. Это очень хорошо, что Вы обратились с таким вопросом именно ко мне. Другие ученые бы подумали, что у Вас, простите, крыша поехала. Я же отношусь к этой идее нейтрально и считаю, что она имеет место быть. И тем более хорошо, что Вы не покупали сертификаты, которые предлагают всякие подозрительные люди, ведь это полнейший обман! Они не разбираются в этом, не знают, как наш мир устроен, и только хотят получить прибыль. Я не знаю, чем смогу Вам помочь, но постараюсь сделать всевозможное. Но перед этим, мне нужно взять Ваши данные и образцы. Эти операции и эксперименты немного сложны и займут много времени, поэтому было бы лучше, если бы Вы заснули. Держите эликсир, он поможет Вам заснуть быстрее и крепче". Ради нее... Я готов сделать все. Я готов к экспериментам. Хоть превращайте меня в опытного крэтса... Выпив эликсир, я потерял сознание. Все вокруг снова потемнело.

Я магмар... или магмар?
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Я очнулся в середине пустого поля. Я ничего не видел вокруг, я был почти полностью слепым, но я точно знал, что это место - Плато Безмолвия. Я держал огромный флаг. Передо мной стоял кто-то другой, тоже держа в руках флаг. Слева от меня стояла армия магмаров, справа - людей. Сильный ветер подул. Песок летел и попадал в наши со врагом глаза, но мы стояли смирно. И затем... Подняв флаг, мы оба закричали: "Вперед!" Армии побежали друг на друга. Началась бойня. Я в основном защищался и отражал физические и магические удары врагов, а также поднимал боевой дух своих товарищей. Сражение шло напряженно, но вдруг... я увидел в толпе... ее. Она воевала против наших. Наши воевали против нее. Нет. Нет. Нет. Только не это. Ее поранили. Нет. Нет. Нет! Я разозлился, заорал и, подняв свой посох, выпрыгнул из своего места и разрезал своего товарища пополам. Другие, увидев это, начали паниковать. Вокруг наступил полнейший хаос. Я резал каждого. Врагов, своих. Я как можно громче кричал: "Где же ты, любимая?! С тобой все в порядке?!" Ответа не было. На меня набросились несколько воинов и стали нести чушь: «Командир, с Вами все в порядке?! Вы с ума сошли? Почему Вы своих убиваете… Они были мне лучшими друзьями!» Я с ума сошел? Нет! Весь этот мир с ума сошел! Вскипев от злости, я взмахнул свой посох и разрубил 10 окружающих меня воинов. И мне было со-вер-шен-но плевать, кем они были, врагами или союзниками. Я искал ее. Только она мне нужна. С такими мыслями, я пустил огромный поток магии в небо, и оно окрасилось в кроваво-красный цвет.
Прошел час с момента начала сражения. Все погибли до единого. Я стоял на горе трупов. "Вы достойны этого, ничтожества", - подумал я про себя и начал истерически смеяться. Запах мяса напоминал мне аромат огневиков. Опустившись на колени, я вспомнил, что я так и не нашел свою любимую. "Где же ты?!" - заорал я и начал копаться в трупах. В моих руках были очи, языки. Я разрывал сердца трупов и копался вниз по горе трупов. "Где же ты?! Где же, где же, где же ты?!" Дойдя до дна, я так и не обнаружил ее. Это было безнадежно. Она погибла. И я виноват в этом. «Ты не виноват», - неожиданно кто-то сказал. Я посмотрел вокруг и увидел, что ко мне обернулись трупы. Кровавые изуродованные морды улыбались и пялились на меня. «Ты всего лишь пытался защитить свою любимую, не так ли? Братан, расслабься, с ней все в порядке. Ты же сам знаешь это», - сказали одновременно несколько трупов. «Конечно… Конечно я это знаю! Братцы! Спасибо Вам! Я ее обязательно найду! Ваше пожертвование собою не будет напрасно», - ответил я и пообещал им: «Пиво сегодня за мой счет!» Оторванные челюсти захохотали и пожелали мне успехов: «Беги, дружище, ищи свою любимую Мэднесс». Я побежал с поля боя. Наконец, я дошел до Равнины безумия. По дороге я так и не обнаружил ни одного ее следа. Я упал на колени и начал реветь. Начался сильный снегопад. Земля покрылась тонким слоем снега. Неужели я наконец-то смогу отдохнуть от всей этой бойни? Неужели этот белый снег очистит меня от крови и плоти убитых мною людей и магмаров? Нет... Эти чертовы берсерки Таллаара... Они так жаждали крови и разрушения, что даже и минуты не давали мне покоя. Три берсерка в доспехах "Коварство зверя", "Заступник небес" и "Зов отваги" медленным шагом приближались ко мне. С каждой секундой, их пелена становилась все больше и плотнее. Я немедленно встал, и магическая аура окутала мое тело. "Давайте! Нападайте! Покажите, на что Вы способны! Ахахаххах!" - заорал я и истерически засмеялся. Берсерки приняли мой вызов. В одно мгновенье ока они окружили меня со всех сторон и нанесли мощнейшие удары, каждые из которых я отразил по-разному: от посоха "Коварства зверя" я увернулся, и, одновременно махнув своей ногой, отбил топор "Заступника небес", и последним штрихом заблокировал замахи меча и кинжала "Зова отваги". Затем я наносил контрудары, впрочем, они были также отражены. Эти берсерки были того же разряда доблестных воинов, что и я. Осознав, что я не смогу выжить в этом бою я заорал: "Вы не возьмете меня живым! Я не отдам свою жизнь Таллаару, я сам ее заберу у себя! Аааа!" Замахнув своим посохом, я нанес себе в живот проникающий удар и, щелкнув пальцем, я поджег себя.
Пламя огня охватывало меня. Мое тело было пронзено огромным посохом. Я ничего не вижу вокруг. В моих глазах лишь ярко-оранжевое пламя. Я горю. Я ничего не слышу. Я не могу дышать. Как же я дошел до этого... Я теряю сознание. Постепенно, с каждой секундой, я теряю части своей памяти. Все вокруг белеет.



Ничто не волновало меня больше. Я был готов уже отпустить эту жизнь и спокойно уйти в загробный мир. Но... Внезапно все побелело. Передо мной появился огромный силуэт Бога мертвых и проклятых. Он спросил меня: "Чего ты хочешь?" Конечно же, я осознанно хотел смерти моих врагов и замолвил: "Я хочу жить". Бог мертвых и проклятых, недовольный мной, превратился в пыль и исчез. Появилась Богиня Аладея. Она танцевала вокруг меня и, наконец, спросила: "Чего ты хочешь?". Я хочу жить. Я еще много всего на свете не изведал. Я ответил: "Я хочу умереть". Богиня Аладея охнула и тоже исчезла. В конце концов, передо мной явился Стриагорн и, выдохнув красным пламенем в меня, яростно спросил: "Чего ты хочешь, магмар?!" Я знал, чего я хотел. "Я хочу стать человеком", - ответил я искренне. "Жалкий магмар. Просыпайся! Ты магмар! Мы не погибаем от своих же рук! Ты позоришь наш народ! К тебе идут враги, защищайся!" - громко ругался меня Стриагорн и исчез.
Вдруг в моих глазах все вновь яснело. Я видел пламя, а сквозь пламени - берсерков. О чем я думал? Мы, магмары, вышли из недра вулкана. Как же мы погибнем от этого ничтожного огня, вызванного нами? Я вытащил свой посох из своего живота. В сию же секунду начертанные на моем посохе символы сокрушения Ит-Кор, сокрушения Ит-Мал, воли к возмездию Ит-Флар и воли к победе Пер-Флар загорелись ярким пламенем. Конечно, одному мне берсерков не победить, поэтому я решил вызвать своего напарника. Из моего тела вышла тень, однако я не ожидал такой реакции от нее: она крутилась на полу, билась головой о землю и истерически смеялась. Говорят, что тень неразрывно связана с эмоциональным состоянием хозяина… От чего же ей было так смешно? Я сам не знаю. Я. Сам. Начал. Громко. Смеяться. Кровь брызгалась из моего живота, но меня это абсолютно не волновало. "Давайте! Нападайте! Ничтожные существа! Я Вас всех вырежу!" Берсерки снова приняли вызов и одновременно напали на меня. Закрыв глаза, я полностью отдал свой контроль над телом инстинкту. Инстинкту убийцы. Открыв глаза, я увидел изуродованные до неузнаваемости тела берсерков. Они лежали неподвижными. Странно. Что случилось? Не знаю. Мне было смешно.
От огромной кровопотери я упал на спину. Снег продолжал падать. Он напомнил мне те времена, когда мы с ней... на Новый год... прятались вместе в руинах Чионьского поселения. Вокруг было так спокойно. Рядом со мной лежала тень, ныне совершенно без каких-либо эмоций.



Пред моими глазами явилась Шеара. "Тебя уже никак не спасти. Ты воспользовался ужасной уязвимостью нашего мира, а именно "безумием". Кроме того, благодаря ему, ты смог вернуться в жизнь самостоятельно, без чужой помощи. Ты был мертв, когда горел на собственном посохе. Таким образом, ты дважды нарушил правила мира Фэо. Ты отважно воевал, но от твоих рук погибло много жителей Фэо. Ради кого, ради чего?.. Скажи мне, воин, какое твое последнее желание?" Я прекрасно осознавал это. Все это ведь было ради нее. Но… Я хочу дальше жить. Я хочу искупить все свои грехи! Я стану лучше. Я исправлюсь. Я… Я! Я ответил Шеаре: "Если Вы сможете исполнить мое последнее желание, то я хочу…"
«Хорошо. Твое желание будет исполнено», - услышал я. Снегопад остановился, разошлись облака. Я увидел светлое-светлое небо. Этот свет постепенно становился все ярче и ярче. Я отправляюсь на тот свет. Прости меня, Мэднесс…

Все резко потемнело.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Темница Дартронга. Молодой страж ходил и следил за заключенными. Походив немного, он заметил, что за решеткой сидел... Человек. Белый такой. Тощий. Откуда он мог взяться тут? Обычно здесь находятся магмарские заключенные. Что же он сделал такого, чтобы его посадили сюда? Человек все время смотрел в стену, улыбался и повторял одни и те же строчки из спектакля «Магмарская невеста». К решетке подошел страж с высоким стажем и сказал молодому: «Интересно, да? Ходили слухи, что однажды он пришел в Селение Файтир и начал кричать, что он магмар. Ему, конечно же, не поверили, и наши магмары стали драться с ним. А тот каким-то образом начал отбиваться магией Огня. Ты представляешь? Он использовал и магию Воздуха, и магию Огня! Смертельная комбинация, по-моему. Откуда он научился этому? А еще интересно то, что некоторые документы в досье на этого человека были сожжены. Интересно очень, ведь даже мы не знаем, в чем дело!» Пока стражи общались, человек все повторял:

Авторы:
  ANDJIA [9]
  Sclipper [9]

Золотистые записки

Утро выдалось сказочно прекрасным. На ярко-голубом небосводе в обрамлении нежных перистых облаков лучезарно сияло Мирроу. Сочная зелень травы и деревьев окутывала приятным шлейфом запахов. Заливистое пение пташек радовало слух и дарило веселое настроение. Капли прозрачной росы на раскрывающихся бутонах переливались радужными искорками.

Сбор разнотравья в столь ранний час был одним из любимых увлечений Энжи. Верный серп, как острый клык валдагора, легко срезал стебли растений. Из кожаной торбы струился пьянящий аромат свежесрезанных цветов.

Белокурая девушка с точеной фигуркой, напевая чуть слышно незамысловатую песенку и не спеша прогуливаясь по локациям, не заметила, как дошла до Округа Виригия. Неожиданное нападение застигло ее врасплох. «Монстр или магмар?» – пронеслась в голове стремительная мысль. Отблеск оружия соперника вмиг развеял все сомнения. Надежный серп помог заблокировать первый удар, подарив драгоценное время, чтобы успеть выпить эликсир гиганта, занять защитную позицию и призвать в бой альканору. «Что ж, посмотрим, на что ты способен! – начала Энжи воображаемый диалог, хитро улыбнувшись. – Сдаваться без боя – не в моих правилах! Мой трофей можно получить только в тяжелом поединке».

Могучий магмар напротив пристально посмотрел в ее ясные голубые глаза и тоже улыбнулся, как будто услышав обращенные к нему слова. Темно-русые волосы средней длины, широкий открытый лоб, прямой нос, выдающиеся скулы и волевой подбородок принадлежали этому статному красавцу. Сильные загорелые руки, облаченные в доспехи ягуара, играючи управлялись с мечами. Яркие магмарские глаза, светящиеся янтарным светом, неотрывно следили за каждым движением девушки.

В какой-то момент Энжи показалось, что он играет с ней, как кошка с мышкой: по ней бил в полсилы, однако все призванные на помощь мороки падали в считанные секунды. Эта догадка сильно разозлила девушку. Ее вдруг стали раздражать самодовольная улыбка магмара, его уверенные движения, прямая важная осанка. Захотелось поскорее закончить этот бой, чтобы только больше не видеть этих проклятых глаз и этой мерзкой улыбки. Глоток припасенного на подобные случаи эликсира отваги и супер-удар сделали свое дело. В глазах резко потемнело, и, не успев почувствовать боль, Энжи провалилась в пустоту.

Очнувшись на городской площади О'Дельвайса, девушка обнаружила под рукой свой сломанный инструмент. Рядом лежал букет ее любимых лиловых ирисов с посланием золотистого цвета от Марка. «Так вот значит, как тебя зовут, – сердито, с нотками ненависти, прошептала Энжи, комкая подарок и выбрасывая его в урну. – Ничего мне от тебя не нужно! И за серп ты мне еще ответишь!»



– Энжи, кого выбираешь? – раздался звонкий голос Андрэ.

Состязание на арене подземных рыцарей начиналось. Новый квест привлек внимание Энжи, и она вместе с братом-близнецом отправилась на Поля Битв. Андрэ хоть и был младше сестры на десять минут, однако при любой возможности старался ее защитить и не дать в обиду. Вот и сейчас, он предлагал ей выбрать более слабого противника. Энжи открыла список магмаров, и в глаза сразу бросилось знакомое имя. Странное воодушевление охватило девушку, как во сне ноги сами сделали шаг вперед с базы на арену. Сердце начало учащенно биться, по рукам пробежала мелкая колючая дрожь.

– Марка возьму на себя, у нас с ним старые счеты.

Нападение произошло прежде, чем девушка успела договорить.

– На ловца и зверь бежит! Это тот магмар, который мне серп сломал!

– Хорошо. Ты уверена, что с ним справишься? Если что – тяни! Я пока быстро разберусь со вторым!

– Постараюсь.

Снова ярко-желтые глаза насмешливо рассматривают ее. Снова самодовольная улыбка играет на надменных губах. Соперник находился так близко, что его жаркое дыхание обжигало нежную кожу ее щечек. Как же он противен ей! Вдруг страстно захотелось отбросить мудреные клинки и просто выцарапать своими длинными ногтями эти отвратительные очи, расцарапать щеки и стереть эту неприятную улыбку с ненавистного лица. Когда грезы о расправе над магмаром безраздельно завладели вниманием Энжи, супер-удар противника достиг цели.

– Стан! – прозвучал возглас удивленной девушки.

Андрэ тем временем закончил свой бой и помчался за энергетической сферой.

– Потяни еще немножко, я сдам и помогу тебе!

– Не могу, я упала, он добивает джахарала. А еще он использовал зеркало Солумира и разорвал связь души с телом. Вот гнусный магмар! Еще и квест не получилось сделать…

– Не расстраивайся, я успел сдать сферу, теперь пойду за тебя мстить!

Душа Энжи летала под сводами арены и безмолвно наблюдала, как Андрэ напал на Марка, и они ожесточенно бились, не желая уступать друг другу. А тем временем принесенная на базу вторым магмаром энергетическая сфера позволила сравнять счет. После этого к сражению присоединился еще один оппонент.

– Время выходит, не успею бой закончить!



Кристаллические пещеры являлись излюбленным инстансом Энжи. Именно там, глубоко под землей, где скрывалось месторождение загадочных энергетических кристаллов, девушка чувствовала себя необычайно могущественной. Словно подземная магия наделяла ее таинственной силой, приносящей удачу и многочисленные победы.

Сегодня запланировали клановый поход в пещеры. Знакомое волнение в предвкушении увлекательных приключений, как обычно, охватило девушку. Рюкзак был подготовлен заранее: собраны различные усиления, благословения, боеприпасы, эликсиры; пополнен запас кормов для питомцев и ездовых животных, а временно ненужные предметы оставлены в ячейках на поверхности.

Настало время выдвигаться в путь, рядом находились надежные товарищи и любимый брат Андрэ. Спускаясь в подземелье, Энжи с удовольствием почувствовала, как приятный прохладный воздух наполняет ее легкие. Воевода раздавал указания кому какие занимать позиции. Изучение списка соперников при старте сражения на Полях битв уже стало механической привычкой.

– Энжи, твой старый знакомый тоже здесь! – послышался бас Андрэ.

– Да уж, вижу, – недовольно скривилась в ответ девушка, а про себя подумала: «Надеюсь, у него не получится опять испортить мне настроение. Еще ужасная манера дарить свои ненужные подарки после этого! Наверное, гадости какие-нибудь пишет. Ну и пусть, мне все равно, что выкидывать. Читать я их не собираюсь. И какой наглец, решившийся со мной в игры играть! Вот сейчас покажу ему!»

Впереди засияла манящим светом пещера красных кристаллов. Спохватившись, что не успела использовать приготовленные запасы, Энжи в момент исправила досадную оплошность, которая могла стать роковой.

Ворвавшись диким ураганом в пещеру, девушка сразу встретилась взглядом с Марком, который бешеными прыжками приближался к ней. Внезапно вспотевшие руки едва не выронили меч, когда словно огненная тень, ненавистный магмар настиг Энжи. Сердце застучало с такой силой, что казалось, еще миг и вырвется наружу. Дыхание перехватывало, воздух раскалился до предела, обжигая все изнутри при каждом вдохе. Перед глазами девушки своды пещеры слились в одно яркое пятно, на фоне которого находился только заклятый противник. Все остальные – союзники, соперники как будто испарились и растаяли в воздухе. Магмар все ходил и ходил кругами вокруг нее, заставляя непроизвольно следовать его темпу. Его руки и ноги старались повторять легкие и грациозные движения девушки...

Их бой продолжался бесконечно, как завораживающий вальс.

– Энжи, ты будешь добивать или закрывать инстанс? – громкий окрик выдернул девушки из объятий призрачных видений.

– Нет, сдавайте кристаллы, он тянет до последней секунды! – отозвалась Энжи.

– Тогда поздравляю всех с достойной победой! Предлагаю отметить! – весело сказал воевода, и со всех сторон послышались одобрительные выкрики дружной команды.

– Прошу меня извинить, у меня были другие планы! – прозвенел мелодичный голос Энжи. Девушка загадочно улыбалась, стараясь держать маску, чтобы никто не догадался, как ей было досадно, что она не смогла принести пользу команде и приложить свою руку к этой победе. И только навязчивая мысль крутилась в ее воспаленном мозгу: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу…»

– Энжи, ты далеко собралась? – тихо обратился к ней брат. – И что ты там торопливо выбрасываешь? Опять у моей сестренки появился тайный поклонник? – весело подмигнул Андрэ, было видно, что у него отличное настроение.

– Да снова этот Марк свой веник прислал с запиской! Вот и избавилась быстро от мусора. Скорее всего, нецензурной бранью поливал! Что еще можно ожидать от магмаров? Я не смотрела – мрачно ответила девушка. – Хочу домой, хочу выспаться. Что-то я сильно уставать стала.

– Я тоже заметил, что ты очень изменилась в последнее время. Ты себя хорошо чувствуешь, не заболела случайно?

– Все нормально! Не начинай проповедь вместо мамы!

– Ну, ладно, ладно, не буду! Может тебе тогда к Блодияре сходить, вдруг тебя сглазили?

– Ага, и порчу заодно навели! Андрэ! Я и не думала, что ты веришь в подобную чепуху!

– Все, больше не пристаю, делай, как знаешь. Приятных снов тогда!

– Спасибо! А тебе удачного вечера!



Огромный светящийся силуэт неумолимо приближался. Его руки, пылающие огнем, тянулись к ней. Она подскочила на ноги, но те отказывались служить своей владелице, вместо быстрого бега совершая лишь маленькие неуверенные шажки. Чужая сильная рука скользнула по плечу, наверное, собираясь схватить за шею. Издав нечеловеческий рык, Энжи развернулась и успела выставить вперед свои руки. Мгновение, и крепкие капканы сжимали ее запястья, не давая пошевелить ими. Непослушные ноги в очередной раз подвели, и она упала наземь, а сверху ее накрыло зловещей тенью. Странно или нет, но вес соперника совсем не ощущался. Тогда Энжи с усилием перекатилась и оказалась сверху. Он повторил ее движения, и, слившись в единый клубок противоборства, они покатились в темноте. Выждав короткий миг, когда противник окажется под ней, зубы Энжи яростно вонзились ему в горло. Его страшные руки, разжав, наконец, стальные оковы, попытались оттолкнуть безумную голову. Тогда ее освободившиеся руки с силой разорвали на его груди пылающую кожу вместе с одеждами. Обжигающая лава потекла по ее рукам, которые, не останавливаясь, все глубже и глубже вонзались в магмарскую плоть. Вот показалось горящее сердце…



Проснувшись утром в холодном поту, Энжи решила все-таки зайти к Блодияре. События последних дней не давали покоя. Девушка перестала понимать, что с ней происходит.

Ворожея встретила приветливо, предложила пройти в специальную комнату. Энжи поведала о своих переживаниях, о странном ночном кошмаре.

Блодияра достала волшебный палантир и рассказала о предстоящем магическом ритуале. Хрустальный шар, еще мгновение назад бывший идеально прозрачным, от прикосновений ведуньи засветился тусклым светом и стал наполняться белесым туманом. Внезапно шар охватило золотистым огнем. Ворожея впала в транс, ее изменившийся голос начал читать неизвестные стихи:



Эти строчки показались девушке какими-то родными и близкими. Энжи очень испугалась, с трудом дождалась окончания обряда и стрелой вылетела на улицу.

«Больше я в подобные места ни ногой!» – с отчаяньем подумала девушка.



Вторжение хаоса началось, как всегда, неожиданно. Доблестный клан не мог остаться в стороне, когда всему миру Фэо грозила беда. Энжи с братом в составе группы бойцов, отправились за врата хаоса, чтобы дать отпор грозным монстрам.

Энжи снова увидела Марка. Резкий прилив адреналина, заставляющий кровь бурлить в венах, пульсирующий стук в висках.

– Андрэ, ты не поверишь, он видимо решил преследовать меня везде, словно охотится за мной! – визг Энжи донесся до уха ее брата.

Не в силах совладать с собой, она устремилась вдаль, не разбирая дороги. Двое парней бросились ей вслед.

Энжи бежала с безумной скоростью, как будто летело легкое перышко в потоке сильного ветра. Слезы, отчаянно сдерживаемые, горькие и колючие, старались прорваться и душили ее. В горле застрял комок невыраженных чувств. Не смея произнести вслух, лишь мысленно повторяла вновь и вновь: «Почему я? Зачем? Я устала воевать. Я больше так не хочу. Я уже ничего не хочу. Надоели бесконечные бои. Надоела эта непонятная охота. Не хочу быть жертвой. Я сильная! Я больше не хочу быть сильной… Я не умею быть слабой…»

Мысли путались и вертелись по кругу. Долгое время копившиеся эмоции, не зная выхода, разрывали девушку изнутри. Энжи металась в беспамятстве, срываясь в темноту. Лишь только в ушах звучали строки:

Болью пропитано тщетное
Чувство в груди у меня… Пятилистного клевера
Тень… И метелью застыла любовь безответная…
Лучик надежды сорвался – из радуги северной
Облако падало бледное…

Сознание медленно возвращалось к Энжи. Она очнулась на руках у брата.

– Энжи, ты меня слышишь? Это я – Андрэ!

Девушка подняла на него глаза и кивнула в знак согласия.

– Как ты себя чувствуешь?

– Вроде нормально. Что произошло?

– Мы не знаем. Когда тебя нашли, ты лежала тут без движения. Я уже успел подумать самое страшное! Послушай, Энжи! Это Марк, он помогал привести тебя в чувство и многое мне успел рассказать. Ты была совсем не права на его счет. Позволь ему объясниться! А я пока вернусь к остальным, нас уже довольно долго не было.

Девушка повернула голову и увидела магмара, который заговорил на понятном языке:

– Энжи, милая! Я люблю тебя! Люблю с самой первой минуты нашей встречи в Округе Виригия! Я писал письма, но не получал ответа! Я старался использовать любую возможность, чтобы увидеть тебя. Тянул бои, только чтобы продлить минуты рядом с тобой.

– Странный ты! Нападать на безоружную девушку, ломать серп, разбивать зеркало на арене – это, по-твоему, любовь???

– Вижу, что ты мне не веришь. Но клянусь Шеарой, я в первый раз напал на тебя случайно. А остальное – всего лишь установленный порядок, я просто играл по правилам. Не вини меня. Прошу, прочитай мои стихи, они лучше меня расскажут, что я чувствую.

Марк протянул свиток золотистого пергамента.

Море раскинулось нежное…
Девушка снилась, смеялась красивой улыбкою.
Счастье обрушилось жарким дождем! Безмятежное
Чудо явилось под звуки, рождённые скрипкою,
Словно мечта моя грешная…

Скрылось виденье прекрасное,
Будто осенний туман, позабыв на прощание,
Даже рукой помахать. Приключенье опасное
Сном фееричным прошло. С романтичным посланием
Сердце отправилось страстное…

Болью пропитано тщетное
Чувство в груди у меня… Пятилистного клевера
Тень… И метелью застыла любовь безответная…
Лучик надежды сорвался – из радуги северной
Облако падало бледное…

Миг над заснеженной бездною…
Крылья проснулись внезапно, набухшие силою.
Радость летела весенней капелью прелестною.
Сладкой иллюзией взмыл высоко над любимою,
В небо, – лазурью небесною…

Ветра далекого пение
Танцем окутало нас. Упоение сказочно…
Огненной страстью горели глаза. Наслаждение.
Жизни палитра сияла восторгом так красочно,
Как неземное творение…

Энжи читала уже знакомые строчки. Слезы текли ручьями по щекам взволнованной девушки, срываясь жемчужными каплями вниз. Руки возбужденно дрожали. Дочитав, она бросилась на шею Марку, всхлипывая и вздрагивая, и не в силах вымолвить ни слова.

– Милая, любимая моя девочка! Я знал, что все будет хорошо, я чувствовал!

Теплая ладонь магмара успокаивающе гладила девушку по спине. Затем он немного отстранился, их глаза встретились, и жаркие губы высушили соленые слезы.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала Энжи. Только сейчас она поняла, что означал ее ночной кошмар…

Авторы:   Антилопа [11]  (стихотворная часть), (прозаическая часть).





Сквозняк тёк по полу, как вода, охлаждая разгоряченное лицо и ледяные руки. Снизу, со всех сторон, накатила, опутала затхлая тьма. Прохладный столп света рушился в зал из окна в своде, рассекал мглу. Но до пола не доходил — дробился, терялся, гас.
Воздух уже не был густым, вязким, надышанным, как днём, но Адверу каждый вдох давался с трудом и, казалось, будет последним, на что найдутся силы. Охотник опять смежил веки и попытался вернуться в сон. Там были ветер и дневной свет, слух драло множество голосов, а он полз к страстно желанному гаму по душному лазу, под низко нависшим сводом, и боялся, что не успеет. Сейчас люди уйдут, не узнают о нём, не услышат или страшнее: не захотят помочь. Клеть крысиной норы смыкалась так, что он не мог ни подняться, ни развернуться, и не знал, кто или что пробирается за ним. То отдаляясь, то настигая, оно гремело, как древний гонг, и от рокота тряслись своды, пыль сыпалась на голову, забивала нос, каменное крошево не давало открыть глаза. Он слеп, выбивался из сил, подтягивал тело на руках и думал, что не успеет.
Адвер осторожно сел и уставился в темноту. Поёжившись, стал разминать плечи. Последнее время сознание оставляло его то на час, то на два, и каменный пол вымораживал тело, а шею потом терзала недолгая игольчатая боль.
Во рту пересохло, и он вспомнил, что у Барда ещё осталась фляга. Только где Бард? Затем подумал про Лекаря, жуткую рану и действительно испугался. Подвинулся в ту сторону, где оставил раненного, и долго щупал холодные плиты. Затем, хвала Шеаре, нашёл край его плаща.
Прикосновение разбудило Звёздочку, прильнувшую к Лекарю с другой стороны, и она что-то сказала. Слов Адвер не разобрал, а переспрашивать не хотел. Ну её, сумасшедшую! Он услышал тихий, прерывающийся шёпот Лекаря:
— Как тут… х-х-холодно.
— Сейчас ночь. Поспи ещё. Тебе лучше.
Он не спрашивал, а Лекарь не спорил с новым своим командиром. Ведь ясно, что лучше не станет, но Адвер ещё пытался его спасти и говорил много раз: «Только жизнь имеет цену». Лекарь услышал и поэтому отказался допивать воду из фляги Барда. Ту отдали Звёздочке, а она, бедовая, пролила.
Лекарь долго молчал, и тишина, если не считать приглушённых ударов гонга, была нерушимо-крепкой. Адвер вспоминал, где все остальные, но от усилия ломило в висках. Он хотел растолкать Звёздочку и спросить, однако найти её в темноте было трудно.
Целитель попытался сесть и не смог, Адверу пришлось подержать его — холодного, слабого и безвольного, как хлипкая кукла Ургала. Молчали, и охотник внимал опять нараставшему гонгу.
— Снова греметь начал, — он тихо хмыкнул и делано рассмеялся, чтобы ободрить спутника. — Будто нам страшно!
А страшно ведь было до дрожи.
Лекарь затих, и он уже подумал, что тот снова потерял сознание. Но человек зашевелился и тихо, с удивлением произнес:
— Я… Нет. Не слышу.
Паузы между словами удлинялись, но Адвер давно запасся терпением. Он не видел рану, однако догадывался, что та путала мысли и мешала говорить. Чудо, что жив.
Больше о гонге не упоминали, и Адвер, какими бы странными не казались речи, зарёкся переспрашивать. Слова отнимали много сил. И лучше не вопрошать, чем ждать отклика, ждать, а потом догадаться, что некому теперь и ответить-то. С кем так случилось? С Бардом? Он не мог сейчас вспомнить. Попытался, и гонг стал вторить сердцу.
А мужчина снова пришёл в себя и слабо трепыхнулся. Адвер помог ему улечься на пол, не ударившись головой. И когда хотел позвать Звёздочку, Лекарь спросил:
— Сколько нам здесь осталось?
«Несколько дней», — обещал им Бард.
У Адвера было ощущение, что они снова тянут палочки — длинные и короткие, как в самом начале рейда. Тогда ему требовалось убедить всех. А теперь обмануть одного измотанного, ибо во лжи таилось своё милосердие.
— Час, — тихо, с невесёлой усмешкой ответил он. — Нас успеют спасти. Ложись-ка спать.
Лекарь слегка сжал его руку и едва слышно спокойно выдохнул. Опять стало тихо, и Адвер вскоре усомнился: может, он не сказал это вслух, и Лекарь потерял надежду? Может, так и не произнёс? Он гадал, пытаясь справиться с болью в висках, руке, груди…
И тогда наконец-то вспомнил.
Никакого Лекаря не могло здесь быть.



Трактир «У Мэри» стоял вне городских стен белокаменного О’Дельвайса.
У заезжих торговцев всегда находился повод пропустить стаканчик-другой шиз-пива, прежде чем нехотя отсчитать из кошеля монеты — въездную пошлину для тех, кто ввозил много товара. Городская казна питалась мелкими подачками, беря налоги с каждой сделки, и скупердяйство законников давно кляли жители.
Пользуясь заведённой у купцов традицией, за углом трактира почти всегда прятался кто-то из нищих. Он скрывался от вышибалы, гнавшего от крыльца, и часами ждал богатеев на смирных туврах. А как приметит, да стоит тому свернуть к хозяйству полнушки Мэри — подлетит, словно игураон к кораблю, раскланяется, спешиться поможет, за ездовым зверем всячески поухаживает. И непременно получит от купца монету, а то и две.
Останавливались тут и те, кто выезжал из города: обменяться новостями, узнать цены в других местах, задобрить приятеля угощением. Но этих голытьба не жаловала — сытые, полные кипучей энергии и не успевшие хлебнуть пригнанной степным ветром духоты, они только отмахивались от помощи.
На Адвера внимания бедняки не обратили. Он шёл из города, низко опустив голову; над плечами дайгоновым панцирем возвышался круглый плохонький щит. А вот меч вызывал уважение у тех, кто понимал толк в руне, вделанной в гарду.
Сейчас он сидел один за столом и чувствовал себя так, будто вышел из ледника. Адвер навестил медленно умиравшую мать и не мог разобрать спутанный серо-склизкий ком чувств и мыслей.
Уже минуло семь лет с тех пор, как он зажил своим домом, перебрался на кряж Кайяр и редко вспоминал про неё и сводную сестру. Мать много раз сходилась и расходилась с его отцом, а потом устала и выскочила замуж за другого; отчим испытывал к пасынку безразличие; затем родилась сестра, и подростком он на дух не выносил мелкую за то, что у неё есть семья, а у него — так, обломки. Прошло семнадцать лет, и теперь сестра с матерью хором попрекали его за то, что он уехал давным-давно, не писал, не кланялся и вернулся только сейчас. Он объяснил, что путь в столицу и письма стоят очень дорого, но лишь навредил себе: умолкнув, сестра нахмурилась и спросила, не за деньгами ли он пришёл. А мать всё услышала.
Он вздрогнул, когда над ухом произнесли:
— Приятель, у тебя не занято?
Адвер оторвал взгляд от пустой столешницы и посмотрел на спросившего.
То был полноватый, крепкий мужчина с проседью. Грязные каштановые волосы падали на высокий лоб; рубаха выбивалась из штанов, те — из сапог, на распахнутом жилете не хватало верхних пуговиц. Щеки отливали серо-синим оттенком прорезавшейся щетины. Обычный забулдыга. Адвер с таким бы пить не стал даже в весёлом настроении —скользким показался.
Хотелось отказать, но уверенность незнакомца стушевала, заставила пожать плечами. Обед у мастеров и рабочих уже прошел, пустовала половина столов. Но почему-то человек подошёл именно к нему.
— Да нет, тут много где не занято. Садись, куда захочешь.
Толстяк усмехнулся намеку и сел напротив. Тотчас рядом нарисовался служка, маявшийся от скуки. Человек бросил взгляд на наполовину пустую тарелку на соседнем столе и велел принести жаркое и пиво… на двоих.
«Ого», — подумал Адвер.
Когда с обедом покончили, незнакомец потянулся, крякнул и посмотрел на него:
— Ты, кажется, дельный парень. Не видел тебя раньше.
— Редко захожу.
— А-а-а… Совсем не местный?
Распространяться об этом Адвер не собирался. Человек обнажил зубы, сверкнул сколотым клыком и дыркой рядом.
— Неразговорчивый? Ну ладно, ладно! Не смотри так! — он подался ближе и стал говорить тихо: — Я тут что думаю. Ты выглядишь достаточно… смелым. А я как раз ищу человека для потрясного дела.
Адвер понял, что на сей раз должен что-то сказать.
— И что ты хочешь? Что за дело?
— Я знаю, что пару дней назад один альянс устроил рейд за Порталом. И отбил хороший кусок земли. То ли Плато Сумасшествия, то ли Равнина Бреда… Не суть. Глава силёнок не рассчитал, понимаешь? — поймав растерянный взгляд Адвера, он ухмыльнулся: — Наши уже отступили с раненными, чтоб скальпами не рисковать, а хаирцы ещё не воротились. Магмары открыли какой-то храм и уже через неделю весь город будет кипеть, считая его сокровища. А кто первым придёт, то всё заберёт. Туда уже Норак Доброхот собирает своих парней. Опередим — богатства наши. Добряки-то такие дотошные до своей миссии и блага всякому, приятель! Ни медяка мимо, если опоздаем. Там у них богатства несметные. Сам слышал от добряка!
— Так сразу? — Адвер фыркнул. — Предлагаешь первому встречному заработать? Кто ты вообще?
Но тут вмешался человек, прежде сидевший за одним из соседних столов. За пару секунд до того он встал и теперь вырос подле них, нависнув, как старый подточенный вяз под ветром.
— Не верь этой твари, — он перевёл взгляд с Адвера на незнакомца и ткнул пальцем ему в грудь: — Не верь. Он хуже шулера, — снова повернулся к Адверу и грузно опёрся о плечо незнакомца. — Слушай, я тебе говорю. Он…
Тот сбросил его руку:
— Ничего не доказано!
— Страже будешь говорить! Стольких подставил, что с тобой болтать противно! Ты, — это снова Адверу, — лучше уйди. Я тебе добра же…
Лицо седого потемнело.
— Я сейчас стражу позову, и ты ответишь. За клевету.
Тот хмыкнул. Но руку убрал и теперь уже молча разглядывал их. Адвер почувствовал неуверенность из-за того, что разборки происходили за его столом, а вышибала не сводил с них глаз. Когда начинают бить, лучше стоять не в первом ряду. Но сосед уже отступил: ещё раз посмотрел на Адвера, предупреждая, и вышел. Повисла студеная, неприятная тишь.
— Ха, все они такие, доброжелатели! Сначала наговорит, а потом свалит. Жалко, что ушёл. Так бы я стражу кликнул. Боится, что я наведу на него за поклёп!
— Чего он взъелся?
— Да так, не поладили. Но в любой сказке есть, конечно же, доля правды, — он издал смешок. — Этого я скрывать не стану. Так что, приятель, ты в деле?
— А почему ты сел ко мне?
— Ну, во-первых, для завсегдатая здесь мало новых лиц. Во-вторых, ты гол как сокол. А я ищу неместного, налегке, которому явно некуда податься. В-третьих, хоть вылазка и безопасная, но лучше уметь владеть оружием. Я надеюсь, ты не пыль в глаза пускаешь, приятель?
Несмотря на предостережения, Адвера задели последние слова:
— Не из таких, — сказал он.

Солнце клонилось к западу, и ныли ноги, когда они наконец-то прокрались мимо часовых за Портал. Бард, как назвал себя незнакомец, обещал, что их ждут костер, горячее варево и улыбка малышки Звёздочки. Адвер вымотался за день и почти не слушал его.
Предместья столицы остались позади, и он истово умолял Шеару не шутить, не карать его за преступление против всего святого, совершённое в городе. Пусть будет справедлива спустя два, три, четыре дня, пусть покарает его самым жестоким образом, но хоть сегодня даст забыться!



Адвер припоминал всё это с трудом, словно недавний сон о норе и людях, чьи голоса слышал неясно, будто из прошлой жизни. Дрожащей рукой мужчина потянулся за мечом и нашёл его. Прохлада стали отрезвляла; сумрак, давно окутывавший сознание, поредел. В безмолвии стылого храма Адвер выпустил оружие и встал, зашатавшись, вытянул вперёд руку. Он видел лишь смутные её очертания до локтя. Или угадывал вслепую? Неважно! Только бы дотянуть до мутного, как дно бутылки, рассвета. Тогда очертания приобретут чёткость, зал — границы, прошлое — ясность. Он узнает, кто лежит рядом с ним, ощерив зубы в голодной агонии иль в яростной гримасе. Поймёт, можно ли кому-то помочь.
Но Лекарь!
Он должен его спасти. Как остались вдвоём? Куда подевались Звёздочка, Бард, Палач? Адвер попытался вспомнить, как они выглядели тогда, но сквозь дымку боли различал только испуг, слышал лишь голоса. Лица утонули в темноте храма.
Он запрокинул голову и посмотрел наверх, пытаясь подавить старый детский страх одиночества в темноте. Она всегда пахла монстрами.
Пол под ногами вздрогнул, и гонг зашёлся в сумасшедшем беге.
Адвер вздрогнул, чувствуя, что сам звук этот сводит его с ума. Он окликнул на всякий случай, но Лекарь не отозвался.



Сжав зубы, Адвер попробовал согнуть руку, и в локте хрустнуло. Он взвыл, но остальные разве что вздрогнули. Дойдя до поклажи, бедняга искал заживляющее зелье, но вспомнил, что оставил его в городе.
Последние годы Адвер был охотником и выучил все звериные тропы близ водопада Лумирья. Богатства на этом не сколотить, и затея с храмом казалась вдвойне заманчивой — если даже забыть, что ему требовался любой повод оказаться подальше от города.
Но так было вчера, когда знакомился с седым Бардом, молодым Лекарем, неразговорчивым Палачом, щуплым Торговцем и красавицей Звёздочкой. У каждого за плечами мерещилось тёмное прошлое, и разговоры у костра не шли. Члены отряда молчали, спали или мечтали о своём. Только Лекарь и Звёздочка на второй день вроде как сошлись да часто ходили вместе.
Адвер мало на них глядел, потому что сегодня упал. Сейчас каждый занимался своим делом и никому не было до него интереса; он подсел ближе к костру и столкнулся взглядами с поджарым, как степной волк, блондином-целителем.
— У тебя есть зелье? — спросил он, радуясь, что хоть кому-то из шайки не всё равно.
Мужчина задумался. Его лицо было худым и грязным, в пыли дорог — как у всех. Но разворот плеч и мягкий танцующий шаг напомнили Адверу сказки о тенях без людей, пляшущих у костров. Лекарь присел на корточки, однако протянутой руки не взял.
— Может быть, — и степной волк посмотрел ему в глаза, улыбаясь едва-едва.
Он явно ждал и, случайно глянув поверх его плеча, Адвер заметил, что Торговец будто окаменел, сидит напряженно: не обернулся, но вслушивался. Лекарь пожал плечами, устав от непонимания:
— Сколько заплатишь?
Адвер моргнул:
— Но… — нахмурился, — это же плёвая травма? Такие в столице бесплатно лечат!
— А мы что, в столице? Мы здесь. И ты, я смотрю, своей выгоды тоже упустить не хочешь.
Впервые с начала похода Адверу хватило запала, чтобы разозлиться не на шутку, и дело могло обернуться большим скандалом. Но Бард рявкнул на них, когда разговор перешёл на повышенные тона, Палач велел заткнуться, а Звёздочка потянула Лекаря на свою сторону костра. Тот ушёл, бросив, что святые принципы Норака Доброхота — игра для дураков.
Адвера трясло — от боли, бессилия, злости? — когда к нему пододвинулся Торговец. Низенький, едва выше гоблина, и щуплый, он совсем не смотрелся среди воинов. Но по недоговоркам и презрительным смешкам, услышанным то там, то тут, Адвер уже догадался, что именно сей человек навел Барда на старый храм. Торговцем его называли без уважения, с насмешкой — получив причитающееся за сведения, он собирался разбогатеть.
Не сразу охотник понял, что Торговец смеётся не над ним одним, а над всеми разом.
— Нашёл, где крик поднимать! Среди этих-то? — он сжал сухие и узловатые пальцы, похожие на источенные заразой прутья. — А ты спросил у Барда, с кем идёшь в храм?
Адвер хотел огрызнуться, но любопытство пересилило.
Так и узнал, что компания подобралась ему под стать. Звёздочка, по слухам, как-то грязно ушла от мужа, спуталась с наёмниками и скрывалась теперь от скорого правосудия Ускользающего Шу и его продажных мечей. Бард ничего выдающегося из себя не представлял, но и гордиться достоинствами не мог — нечем ему, прожжённой трактирной бестии, сверкнуть в хорошей компании. Палач, говорили, карал без жалости, а Лекарь —Аладея не даст солгать! — ему помогал и выдал пару человек, доверивших тайну своего убежища. Только Палач боялся сумасшедших, потому что отец его свихнулся от пьянства и колотил мать, а Лекарь — темноты.
Адверу было одновременно грустно знать, что он оказался не лучше прочих, и весело от того, что про отказавшего ему в помощи волчару (да не волка даже степного, а пса шелудивого!) Торговцу было что рассказать…



— Проклятые маги! Дверь запечатана. Надо искать другой путь.
— Они успели поставить леса, — степной пес отошёл на несколько метров и смотрел на шаткую громаду лестниц. — Может, хотели забраться сверху?
— Мне это не нравится, — Звёздочка отвернулась. — Либо магмары не смогли открыть нижний проход, либо внизу что-то есть. Лучше заберёмся по крыше.
Адвер заметил, что Лекарь сделал ещё пару шагов прочь. Бард посматривал то на женщину, то на бледневшего Торговца и медлил с приказом. Внезапно Палач указал рукой наверх:
— Да вот же!
Все задрали головы, но не понимали, куда смотреть.
— На углу, дурачье! Под рогом! Доску видите?
Прищурившись, Адвер разглядел её: под странным рогатым наростом на стене вглубь каменной кладки шёл узкий ход, наполовину заколоченный. С такой высоты нельзя понять, какой он ширины и высоты, но леса подходили близко…
Бард глянул на степного пса:
— Ну, кто у нас спец по дыркам, да простит меня Звёздочка? Пролезем?
Взгляд Лекаря полыхнул злобой:
— Видимо там сломали пару досок, когда подходили наши. Или не успели положить. Узнаем, когда поднимемся. Верёвку можно зацепить за рог.
— Да это ж за версту видно будет! — возмутился Палач.
Но его поддержала женщина:
— У нас есть другой ход? Можно, конечно, ломиться снизу. Но в запечатанную стену тихо мы не войдем. А так можно хотя бы осмотреться сверху.
Бард помешкал, но всё-таки кивнул и махнул рукой в сторону лагеря:
— Заночуем здесь. Сейчас оставим Торгаша и Звёздочку кашеварить, а сами поднимемся наверх и заценим, что за лаз такой. Не охота туда на ночь соваться, приятели. Пошли быстрее.
Они направились к лагерю, стараясь не отставать, но нет-нет да оборачивались на храм. В какой-то момент Адверу в игре теней и солнечного света почудилось, что под рогом, у доски, сидит низенький, согнувшийся в три погибели человечек, и он встал как вкопанный. Но окрикнуть других не успел — всё растворилось в тени и неровной текстуре древнего, солнцем и ветром траченого камня.
— Эй, охотник, идёшь?
Это Лекарь тоже отстал, положил руку на рукоять меча и ждал его. В миг страха безотчётного и слепого, страха перед неизвестностью храма, Адвер был благодарен ему за такое участие. Остальные только ускорили шаг, а Звёздочка остановилась лишь тогда, когда раздался голос её замешкавшегося любовника.
Адвер повернулся спиной к храму, когда почувствовал два коротких толчка под землёй. Слабые, быстрые — так начинает биться людское сердце. Он замер, прислушиваясь, но больше это не повторилось. Подняв глаза на лекаря, увидел, что тот быстро идёт к нему и тоже почувствовал эту странность.
Они вдвоём, словно сбившиеся от страха щенки, смотрели на храм и содрогались от того, как ровно, тихо, начинает биться огромное сердце — где-то там, под землёй… Или под каменной кладкой стен.
Звёздочка, стоявшая далеко, ничего не понимала. Но в её голосе, когда снова окликнула, прорезались истеричные нотки. Схватив Адвера за плечо, Лекарь буквально потащил его к остальным.



Лаз оказался узким, но подходящим, если снять доспехи и протащить их отдельно. Наутро решили лезть, а раз никому не хотелось первым — тянуть длинные и короткую палочки.
Отмазаться смог только Торговец, который устроил сущий балаган: он, мол, высоты боится и на такую дрянь не подписывался. Забирайте долю — оставьте тут! И глядя на перекошенное лицо, бегающие глаза и мятую шапку, Адвер испытал только облегчение: на такого в храме полагаться не стоило. В итоге, Торговца поставили стеречь их сон большую часть ночи, а когда залезут — ждать возвращения.
Адвер уже засыпал, когда случилось совсем неожиданное — Лекарь сел рядом на жжёную солнцем землю и заставил несколько раз согнуть руку. Его собственные, державшие склянку с зельем, дрожали:
— Слушай, охотник… — он сказал это быстро, на одном дыхании, и, замявшись, посмотрел на храм. — Если я помогу тебе с рукой, тогда… Если я завтра вытяну короткую… Ты спустишься вместо меня?
Видно было, как тяжело давалось признание трусости. Как велик страх, раз он пришёл со сделкой! Никого не позвал и положился на его, Адвера, слово! Это обогрело сердце тщеславной гордостью: надо же, степной пёс первым его о чём-то попросил!
И он кивнул.
Ни слова благодарности не сказали и даже не перемолвились о тех толчках у храма. Но люди, скованные одной цепью, быстро учатся понимать и поддерживать друг друга без слов.
Засыпая, Адвер снова подумал, чем же так крепко подцепил Бард этого типа, держащегося с гонором и неуверенностью на протяжении всего пути. И пожалел, что не спросил.

Во сне ему привиделось, будто они — он и Лекарь, — снова перед храмом, отстали от остальных. Дрогнула земля под ногами; второй, третий, четвертый раз грянул под землей могучий колокол. Пятый, шестой, седьмой — забилась незримая жизнь. Восьмой, девятый, десятый — быстрее, сильнее; дрожит пыль над равниной без продыху! Вдруг замерло всё, будто споткнулось в беге. И в безмолвии грянул единственный, звонче грома, стальной и пряный удар гонга.
Адвер вскинулся — так ясно разлетелся под небом раскат. Видя встревоженные лица, ловя и не понимая речь испуганных голосов, он вдруг услышал его опять.
Бонг — плыло в мутной рассветной дымке.
Бонг — дрожала равнинная пыль.
Бонг — к оружию потянулся каждый.
БОНГ — очнулся дремавший храм.



Больше не заснули.
Они долго совещались, что делать. Лекарь, Звёздочка (и мысленно — Адвер) подняли руки за то, чтобы бросить затею к гунглу и унести ноги. Все видели, что голубки напуганы не на шутку. Бард и Адвер (Исполин его дёрнул вскинуть руку в пику Лекарю!) решили идти. Палач сказал, что ему без разницы — только бы денег дали.
Голоса разделились поровну, и слово осталось за Торговцем. Лекарь усмехнулся, чуя простую победу, и потянулся к своей поклаже. Бард крякнул. Палач почесал затылок и окинул трусов тяжёлым взглядом.
А торгаш, ещё вчера чуть ли не на коленях умолявший Барда уходить, за ночь успокоился («Ещё бы! Лезть-то не ему!»), смирился с потерей доли и сказал…

— Я убью его, — бормотал Лекарь не слишком тихо, поднимаясь по лесам перед Адвером, — просто убью. Шкура продажная, трус несчастный!
Но запоздалым гневом ничего не исправить, если против двух голосов раздалось три.
Леса представляли собой хлипкие дощатые помосты и лестницы, ведшие к куполу храма. Чем выше поднимались, тем сильнее должен становиться ветер, но на Равнине Безумия царило жуткое безмолвие; непривычная хрустальная неподвижность воздуха пугала не меньше бури.
Гонг, гремевший то сильнее, то тише, не умолкал с рассвета.
У лаза, где вчера отодрали доску, стали тянуть палочки.
Адвер затаил дыхание. Первым потащил Бард — длинная. Звёздочка по цвету лица сравнялась с редкой белизны мрамором, и рука её малодушно дрожала под гром невидимого нараставшего гонга. Не с первой попытки она сумела сжать палочку и вытянуть её из хватки палача… длинная!
Настал черёд Адвера и он, глядя на три прута, действительно перетрусил. Взгляд остановился на крайней справа. Адвер выдохнул, поднял руку…
Лекарь проследил за его взглядом и выдернул её на секунду раньше.
Адвер вскрикнул: короткая!
Палач швырнул две оставшиеся через плечо, и они полетели в душную глубь, к перегретой земле. Лекарь стал белым, как простыни в лазарете Уирголд. Бард подтолкнул его к лазу, но степной пёс обернулся к Адверу и едва ли не крикнул:
— Хвала Шеаре! Ты!
Его никто не понял, а Бард нахмурился. У Адвера засосало под ложечкой и ладони мгновенно взмокли. Он сжал челюсти… и почему-то смолчал. Тот смотрел на него во все глаза, как приговоренный к вечному заточению смотрит на законника из Ордена Стражей — последнюю надежду на обжалование приговора. И, поняв молчание, заговорил, сорвался!
— У нас уговор! — Лекарь оглядел стоявших вокруг. — Я руку ему вылечил! И он сказал, что вместо меня полезет. Я вытянул короткую, я! Но лезть обещался он!
Бард перевел озадаченный взгляд с одного лица, бледного и перепуганного, на жутко спокойные черты Адвера. Тот не расслышал вопроса. Кровь бушевала в висках, колотилась, и ей вторил безумный гонг — за стеной, под землёй, он срывался в какофонию грома.
Теперь на Адвера глядели все.
Он выдохнул и, облизнув губы, помертвел от того, что спокойно, страшно, будто чужие, произнесли его губы:
— Я не знаю, о чём он говорит. Я заплатил ему вчера, и он дал мне зелье.



То, что было дальше, он страшился вспоминать даже сильнее, чем медленное угасание матери.
Хотя кому лгал, даже сейчас стараясь провести совесть? Ведь сестра спросила, не за деньгами ли он пришёл, а мать всё услышала. Разве не видели его насквозь, не знали людскую натуру?
Если бы мать в сердцах не воскликнула, что завтра же всё отпишет сестре (этой глупой, жизни не нюхавшей девчонке, всегда получавшей готовенькое!), он бы не вспылил. Не пригляделся к тому, как сестра кладет ей лекарство в кашу. Не досидел с ними до тех пор, пока полуденный зной разморит обеих.
Он положил три ложки отравы в склянку с целебным порошком и хотел уйти, кипя от злости, и помертвев душой от страха перед тем, что сделал.
Мать окликнула его на пороге. Она с трудом переставляла ноги и выглядела жалкой, до боли трогательной и слабой, когда попросила его остаться. Нехотя он прошёл за ней в маленькую кухню и следил, как сама, не решившись будить сестру, кладёт в питьё целебный порошок.
Мать обняла его, прежде чем отпустить, и попросила чаще навещать их. Она сказала (его потряхивало от этих воспоминаний), что любит его сильнее от их разлуки. И поцеловала в лоб, обняла за плечи.
Адвер вышел, страшась совершенного зла, и знал, что оно непоправимо.



Первым всё понял, наверное, сам Бард.
Они были в Залах — не затрапезных залах, какими кичится глава прославленного клана, а в огромных, неохватных взглядом, древних каменных Залах. Жаркий свет Равнины Безумия лился сквозь узкие люки, пробитые в потолке — окна, коих они не видели, взбираясь по лесам. Работа неизвестных мастеров потрясла Палача, чей отец, оказалось, был стеклодувом: в проломы вставили цветное стекло. Жёлтое, как лепестки нарцисса; пламенное, как платье воеводовой дочки, синее, как свет луны; зелёное, как глаза Звёздочки — какой красоты только не было над головами, когда они проходили из зала в зал!
Те шириной не уступали столичной площади. Огромные — и пустые. Пусть донизу доходило мало света, и жги факелы, чтобы рассмотреть больше, искатели не увидели ни вещички, ни алтаря, ни единой картины, которая раскрывала имя божества или правителя, удостоенного такой постройки. Всё дышало древностью — затхлый воздух, вязь непонятных рун на стене, сетка трещин на плитах пола, слой пыли, запечатлевший их шаги.
Высота тоже поражала. Если бы пришлось лезть через большое окно, а не сквозь тот мелкий лаз, вырубленный над балконом, они бы ни за что не спустились вниз: даже две верёвки могли не достать до пола.
Лекарь злился на Адвера. Хоть внизу не оказалось чудовищ, от которых пришлось отбиваться в одиночестве, алчный целитель ещё долго терпел насмешки спутников.
Торговец остался наверху, чтобы проследить за верёвкой и помочь им выбраться, если что-то пойдет не так. Они бросили в лагере все вещи, кроме самого необходимого: огнива, оружия, факелов, припасов. Ещё смеялись, дивились заботливости скупердяя: он за ночь сам собрал каждому тяжёлую котомку, поровну разделил припасы! Гунгл разберёт, что творилось тогда в головах — их это даже тронуло.
Залы были огромны — и все одинаково пусты.
Первым это понял, наверное, сам Бард. Время тянулось, и чудилось, что они шли уже много часов. Седой остановился в зале, где сверху лился голубой свет, и Адверу показалось, что путь начинали отсюда. Бард пошёл вдоль стены, прочь от них, всматриваясь в пыль на полу.
И замерло на секунду сердце, когда Адвер понял, что лидер ищет их собственные следы под балконом. Они потянулись за ним.
— Бард? — в тишине голос Звёздочки прозвучал громко, снова с панической ноткой рванулся к потолку: — Ты что, Бард?
А тот запрокинул голову к потолку, и лицо в свете факела постарело лет на десять. Тихо, прерывисто отозвался Бард на её вопрос:
— Веревка. Её нет.



Лекарь сидел рядом со Звёздочкой, и лицо его было хмуро. Та перестала выть, кричать и биться в его руках, но до конца ещё не упокоилась. Хуже стало, когда сунулись за водой и хлебом — по фляге на человека, а под ней проложенные тканью камни. Много тряпок, ненужной ветоши, и поражались про себя мастерству предателя: никто не думал, что в мешках нет даже крошки!
— А ведь я сам его, скотину, поставил наш сон караулить! Всё крыса получила, всё! — неистовствовал Бард, пока на гнев были силы. — Теперь точно разбогатеет: наше же добро и продаст!
Лекарь трижды просил его замолчать и не пугать женщину. Но Звёздочка совсем потеряла храбрость, когда не нашла верёвку, облазив весь балкон. Что ей теперь слова такого же бессильного человека? Она выла, хрипела, плакала, руки заламывала в жутком помешательстве, кидалась на Барда и выкрикивала, что он сам подбил её прийти сюда. Только силами двух мужчин сумели растащить.
Палач хмурился, глядя на неё, но молчал. Бард сидел в отдалении и шептал что-то яростно, страшно ругал и клял ненадёжного друга. Адвер вытянулся на полу, положив под голову ветошь из мешка, и внимал тому, как Лекарь вполголоса успокаивает подругу. Иногда она всхлипывала, а позже, заснув, сквозь сон звала кого-то по имени, вцепившись в руку любовника.
Бард прислушался и сказал, что так зовут её мужа. Лекарь же рассвирепел, кинул в него камнем, но промахнулся. Удар и скрежет булыжника о плиты ещё долго отражались от стен, подхваченные эхом. Адвер слушал то затихавший, то нараставший рокот сквозь сон, как измотавшийся ребёнок дремлет под напевы матери. Гул слился со стуком его сердца и исчез.

Темнота окружала лагерь, темнота смыкала над ними полы плаща, и свет не тёк сквозь стекло этой беззвёздной ночью. Темнота окружала камень, давно лежавший на полу, пока залы игрались шумом его, вливались в ритм чужих сердец, утекавших жизней. Темнота окружала их и древние, как быль и небыль, Залы Таллаара.
А пока онемевшие своды дышали их страхом, болью и спящим ужасом, тихо и страшно билось их собственное вечное, неусыпное сердце.



Наутро Палач сказал, что раз Звёздочка теперь истеричка и дура, то на ней воду можно сберечь. Лекарь вызверился и ответил, что тогда прибережёт бинты, когда тот поранится. Слова сорвались раньше, чем он сам понял, что повязок всего пара штук осталась. Они к вечеру собирались вылезти, шли только в разведку и лишнего не взяли.
Адвера разбудили спор и возня в тусклом до жути свете. Бард был в другом конце залы, где высматривал в толще свода другой лаз: он тешился надеждой, что ошибся, и верёвка болтается в ином месте. Но ругань заставила лидера вернуться в тесный круг, пока оба, вцепившись во флягу, не расплескали драгоценную воду.
— Дурачьё! — скрипнув зубами, он выхватил её и положил на пол. — Цепляетесь друг к другу, как шальные собаки! Я вам вот что скажу, — он ткнул пальцем наверх, в потолок. — Слухи о храме действительно шли! И если мы наберёмся терпения, а не загрызем друг друга, то… Понимаете, что будет? Сюда придут парни Норака Доброхота! И нас вытащат, коль не передохнем!
— А я всегда только о них мечтал! И по брату Корр знает, как соскучился! — Лекарь так рявкнул на самого Барда, что Адвер испугался. — Ты же знаешь, что они сделают!
Бард нахмурился и чётко, с расстановкой произнёс:
— Перестань орать. Либо они нас вытащат, либо сдохнем. Что выберешь? Уж лучше Норак и твой брат, да?
Лекарь замолчал. Даже Звёздочка притихла. Блондин тяжело вздохнул и попросил у Палача прощения; тот через силу поступил так же, и они пожали руки.
Адвер вздрогнул, когда тонкая ладонь женщины легла на плечо, и она окликнула его. Спросонок он не понял, с чего начался спор, и только сейчас замер, повторил про себя жутью пробиравшие слова: «Раз Звёздочка у нас теперь истеричка и дура…».
Она тряхнула его за плечо и мягко, нежно, с придыханием да нашептыванием — словно ластилась, как собака, будто ползла на брюхе к ногам хозяина, — назвала именем брошенного мужа. Тихонько так, неуверенно.
Тихо всхрапнул-всхлипнул Лекарь, и бардово молчание повисло тяжёлым камнем. Звёздочка первой из них ночью сошла с ума, и каждый гадал, кто следующий.

К вечеру, когда под сводом гас день, она начала петь. Потом стенала и стирала со щёк слёзы. Напрасно Лекарь спрашивал, что случилось — безумная отмахивалась и просила его прислушаться.
Все напрягались, со страхом вслушивались в темноту, но храм безмолвствовал. Звёздочка шикала и твердила, что слышит гонг — вот же, сейчас, как её сердце! Бьётся, бьётся, срывается вскачь, гремит в голове, отдаваясь мучительной болью! Бьётся, бьётся, бьётся! А знаете, что это значит? Живая она, живая, пока бьётся гонг! И все будут живы, пока гремит!
Она сама начинала биться, сорвавшись на крик, и снова выла, и снова бросалась к Барду, попятившемуся в темноту от такой волчицы. Адвер и Лекарь повисли на ней, прижали к полу, и когда женщина взвыла, надрывая им слух, всё случилось само собой.
Палач шагнул к ним, Лекарь вскочил ему навстречу, чтобы не дать пройти — и тот быстро, без замаха двинул латной рукавицей. Мужчина зашатался и рухнул бы, не подхвати его Бард.
Адвер остался один. Он придерживал Звёздочку коленом, чтобы не подскочила, но без Лекаря это далось труднее. Видел, как подходил палач, видел меч и понял с предсмертной ясностью, что, если не отойти, его убьют вместе с ней.
Адвер шарахнулся, и крик Звёздочки захлебнулся.



Через пару часов после того, как они обосновались в другом зале, Палач сказал, что пора разделиться. Вернее — бросать.
Их осталось четверо в темноте — Адвер, Лекарь, Бард и сам Палач. Снова вторглась ночь, но в кои-то веки несла облегчение: не видя лиц, не зная выражения глаз, они могли не думать, как голод заострил черты, как страх выбелил лица мелом.
После удара Лекарь потерял сознание, и Адвер нащупал у него на голове, у корней волос, влагу — наверное, кровь. Он дышал, но никто боле в отряде не мог обработать такую рану.
Мысль, что сегодня они потеряли двоих, и в любой склоке может погибнуть следующий, сокрушала. Ведь кто-то из мудрых однажды сказал, что людское гибнет в человеке тогда, когда на руках остаётся кровь. Кто Палач теперь, если не зверь? Кто они все? Адверу кровь жгла совесть, и он со страхом гадал, что сделал бы, случись снова оказаться подле Звёздочки и Палача. Он и сейчас шарахнется?
«Нет, — озарила, как вспышка, мысль. — Она говорила. Она даже пела ночью. Она звала. В ней больше жизни, чем во всех нас. Я должен был помешать. Чтобы мы не молчали сейчас в тишине».
Страх одинокой смерти гнал мысли по кругу быстрей, чем голод.
Желание есть — то просто сводило с ума.
А ещё нагнетал гонг, тот самый гонг убитой Звёздочки: как последнее проклятие умерщвленной, он вернулся и преследовал их уже пару часов. Сначала тихий, не громче биения сердца, но нарастал по мере того, как Адвер раз за разом оживлял в памяти произошедшее. И быстрее, сильнее гремело в голове, когда его собственное сердце рвалось вскачь от страха.
Адвер вздохнул, услышав, как Бард прошёлся поблизости вперёд-назад. Чужое присутствие придавало бреду оттенок реальности.
— Да-а-а, — усталость и безнадежность состарили, высеребрили сединой старческого дребезжания даже голос Барда, недавно такой зычный, — не думал, что подыхать придётся…
Не хотелось говорить о смерти. Чтобы отвлечься, охотник спросил то единственное, что занимало прежде, а нынче не стоило гроша:
— Бард, — он сам звучал тихо, надломлено до неузнаваемости, — чем ты его держал? Лекаря.
Тот помолчал, но жажда говорить и слышать голоса пересилила осторожность хитреца. В темноте Адвер услышал, как он сел рядом, подле раненного.
— Слышишь, приятель? — снова повисла пауза на тонкой паучьей нити. — Гонг затихает, когда говорим спокойно. Уж хотел бы я знать, что это за шутки и что за храм… Надо было доблестника с собой тащить. Они всё за Порталом знают. А Лекарь…
Наверное, он тоже коснулся раны на лбу и признал её безнадежной.
— Он выкрал мощи святого Лирана у Норака Доброхота и продал их одному мерзавцу, — Адвер подумал, что знает, какому. — Думал, что доброе дело сделает, так тот ему наплёл про болезнь какой-то родственницы. А тот уступил Вершителям. Не разбогател, конечно, да своего не упустит. После такого другим помогать не станешь задарма. Теперь-то, право же, всё равно, всплывёт это или нет. Норак его судил бы, вот и трусил наш паренёк.
И снова тишина глухая, беспробудная опустилась на древний зал. Бард скорее из вежливости спросил, ч

Прием работ завершен!