«Тепло родного дома» (Прием работ)

Заглядывая в Легенду, мы ежедневно сталкиваемся с её жителями. Они всегда на посту - помогают, наставляют, просят о помощи, одаривают своими благословениями. Но даже самому трудолюбивому человеку или магмару нужно свободное время, которое можно провести со своими близкими.

Задание:

Придумайте семейные традиции и обычаи жителей мира Фэо и расскажите о них на примере вечера, проведённого игровыми или квестовыми персонажами в кругу семьи.

Рекомендуемый размер работы: не менее 1000 символов без пробелов.

Условия участия:

1. В конкурсе могут принимать участие персонажи от 3-го уровня.
2. От одного участника принимается только первая работа. Другие его работы будут удалены. Изменения и дополнения не принимаются. Автор может исправить свое сообщение в течение 3-х минут после его публикации с помощью специального форумного инструмента.
3. Работы не должны нарушать правила форума, правила игры, пользовательское соглашение или законы РФ. Такие работы будут удалены, а участники - дисквалифицированы.
4. Работа должна быть написана для конкурса, ранее публиковавшиеся произведения не принимаются. При обнаружении в работе точных совпадений с текстами сторонних ресурсов или отрывков, с минимальными изменениями повторяющих заимствованные на сторонних ресурсах тексты, работа подлежит дисквалификации.
5. Запрещено публиковать свои работы на сторонних ресурсах до момента объявления результатов конкурса.
6. Форма творчества: проза.
7. Тематика конкурса: Легенда Наследие Драконов. Ваша работа должна быть написана о мире Фэо или непосредственно с ним связана.



Топ для публикации работ. Посторонние сообщения запрещены и будут удаляться. Вопросы и обсуждение в специальной теме (кликабельно).

Система начисления баллов:
Каждый критерий будет оценен по 10-балльной шкале.

На оценки будут влиять следующие критерии:
— Оригинальность идеи — оценивается наличие в произведении авторской находки, которая делает его непохожим на большинство других конкурсных работ (неординарный сюжет, нестандартный стиль изложения и т.д.).
— Образность и метафоричность — оценивается наличие в работе ярких и точных образов, органичность использованных метафор. К недостаткам, снижающим баллы, относится бедность языка, чрезмерное использование жаргонизмов и сленга, а также нагромождение метафор в ущерб смыслу.
— Раскрытие сюжета — Оценивается целостность повествования, логичность и последовательность изложения, соответствие действий персонажей в различных сценах. Баллы снижаются за провалы в повествовании, несоответствие событий в различных его частях.
— Стилистика и грамотность — На оценку по данному критерию влияет количество ошибок в тексте (грамматических, орфографических, пунктуационных, лексических), наличие ошибок в содержании.
— Соответствие заданию — оценивается точность выполнения конкурсного задания, а также степень привязки сюжета к миру Фэо.



Шесть участников с обоих серверов, получившие наивысший балл, будут признаны победителями. Одной работе будет присуждено первое место, две работы займут второе место, третье место получат три работы. Участники, работы которых в сумме по всем критериям набрали 30 и более баллов, но не вошли в число призовых, станут обладателями 1-го поощрительного приза, а авторам работ, набравшим от 25 до 30 баллов, будет вручен 2-й поощрительный приз.

Награды победителям:

1 место: Монета «Балагрион» 3 шт., Монета «Талант» 150 шт.
2 место: Монета «Балагрион» 3 шт., Монета «Талант» 100 шт.
3 место: Монета «Балагрион» 3 шт., Монета «Талант» 50 шт.

1-й поощрительный приз: Монета «Балагрион» 2 шт., Монета «Талант» 30 шт.
2-й поощрительный приз: Монета «Балагрион» 1 шт., Монета «Талант» 20 шт.

Желаем удачи и творческого вдохновения всем участникам!

Ускользающий Шу сидел во главе массивного стола, в своём штабе «Крадущиеся в ночи». Его приближённые ловили каждое его слово.
- … В этот раз на нас возложена не менее важная миссия, чем предыдущие. Заказчик рассчитывает на нас.
На стол лёг лист бумаги с именами.
- Мы - одна семья! Нам всегда доверяли ответственные поручения. Даже короли. И клан «Крадущиеся в ночи» никогда не отступал от своих правил,убеждений и традиции помогать тем, кто в этом нуждается!
Наёмники одобрительно закивали головами и довольно загудели. Шу поднял руку и гул прекратился.
- Мы не гонимся за золотом и властью, главное для нас - не посрамить светлую память наших предков! Нас уважают и доверяют нам!
Лидер клана поднялся со своего места.
- Время выполнения, как обычно, поздним вечером. Последовательность выберите сами.


Барин Вальдемар досчитал последнюю стопку золотых монет, сгрёб их в ящик стола и удовлетворённо крякнул - доход от торгового путешествия превысил все его ожидания! Раскурив новую трубку дорогим заморским табаком, торговец покачивался в кресле-качалке, мечтательно прикрыв глаза. Как он любил свои одинокие вечера, когда суета дня сменялась неизменным подсчётом прибыли!
Раздался звонок в дверь и барин поморщился. Кого это принесло на ночь глядя?! В прихожей раздались шаркающие шаги его слуги и он услышал, как тот открыл дверь. Затем послышалась какая-то возня и приглушённый вскрик. Вальдемар открыл глаза и насторожился. И в это время во всём доме погас свет. Вскочив со своего кресла, барин услышал, как дверь в его комнату открылась. Яркий свет фонаря ослепил его и тут же его рот закрыла чья-то грубая ладонь.

Мошенник Глум любовался новой коллекцией кинжалов. Один он решил оставить себе. Чудо, как хорош! Ручка вся инкрустирована драгоценными камнями! Ювелир, наверное, долго трудился над своим творением, украшая его контрабандными алмазами и рубинами, и рассчитывал получить за этот заказ немало денег. Но его мечтам не суждено было сбыться. Банда головорезов, под предводительством Глума, обчистила мастерскую Эсмерила. Камни и драгоценный металл они поделили поровну, но коллекцию кинжалов Глум забрал себе полностью.
Сложив кинжалы в сундук к остальным сокровищам, мошенник вышел из потайной комнаты, где он проводил каждый вечер, и направился в сторону спальни. Стук в дверь остановил его. Наверное, какой-то вояка желает прикупить у него парочку ядер! Глум отодвинул тяжёлый засов и открыл дверь. Сноп света полоснул по глазам. От сильного удара в грудь, мошенник упал и стукнулся затылком о каменный пол своего жилища.

Катала ликовал. Такого у него ещё не было! Деньги рекой текли в его карманы. В трактире “У Мэри”, где обманщик, как обычно, проводил всё своё свободное время, компания подвыпивших гуляк доверчиво решила испытать свою удачу. И в итоге рассталась со всеми своими сбережениями. Нужно было сматывать удочки, пока неудачники не сообразили, что к чему. Катала потихоньку вышел из трактира в морозную ночь и тут же получил удар по голове.



Утро было туманным. Воевода Дамирус с наслаждением потягивал чай с жасмином в своём, ставшем вторым домом, кабинете, и делал пометки в журнале. Старшина Корт тоже пил чай и смотрел в окно на пустую площадь О’Дельвайса. В дверь постучали и вошёл молодой сержант.
Бодро пройдя к столу воеводы, он положил перед ним лист бумаги, исписанный ровным почерком.
- Опять ограбление, - пояснил он и отдав честь, вышел из кабинета.
Даже не посмотрев в принесённые записи, Дамирус допил чай и отставив чашку в сторону, посмотрел на Корта.
- Я займусь барином, нужно чтобы он поверил, что мы работаем над его кражей. Глум и Катала вряд ли будут заявлять, что их обокрали. Свяжись с Шу, сегодня вечером пусть навестит Форинта. После "чёрной пятницы" его банк готов лопнуть от брилиантов.- усмехнулся он. - В О’Дельвайсе ещё очень много нуждающихся, но в первую очередь нужно помочь Братству Добродетели, они ждут!
Корт поднял с пола мешок с кинжалами.
- По пути заскочу в Арсенал, наши доблестные воины достойны самого лучшего! - старшина подмигнул воеводе и лёгкой походкой вышел в серое утро.

Веселье в трактире длилось уже довольно долго. Лейла, вместо того чтобы томно крутить бокал вина и разглядывать посетителей, весело болтала с раскрасневшимся Покером. Линсей отплясывал в центре зала, а Пэт аккомпанировал ему на своих тарариконьих свистульках и притоптывал ногой в такт нехитрой мелодии.

Растерявшегося было воина у дверей подхватил под локоть Гливенс. Усадив гостя за свободное место, хозяин трактира прокричал, стараясь перебить шум:

— Сегодня в честь дня «Глотки Гурральдия» все напитки бесплатные. Отпразднуйте вместе с нами.

Когда трактирщик отошёл, магмар наконец-то оглянулся вокруг, стараясь понять, с кем он сидит. Несмотря на заполненность таверны, за столом были пустые места, и только в углу пил шиз-пиво мужчина средних лет со шрамом на щеке. Казалось, его не касается всеобщий праздник — магмар выглядел трезвым и угрюмым.

Скользнув взглядом по своему невольному соседу, воин повернулся в зал. Музыка не была вычурной и сложной, но мотив был приятен уху, а танцы странника отличались грацией физически развитого тела. Вопреки слухам о трактире, нигде не слышалось ругани, а сама мысль о драке в этом дружном сборище казалась нелепой.

— Нравится праздник? — неожиданно спросил мужчина со шрамом.
— Да, неплохая обстановка, — согласился воин.
— Хех, иногда мне кажется, что Гливенс каждый год устраивает пир во время чумы, — старик отхлебнул пива и поставил кружку на стол. — Все эти магмары по сути ничего не добились в жизни. Пэта не взял в ученики Орфин, и вместо ездовых животных парень тренирует мелких паучков. Синяк застал невесту с другим за день до свадьбы. Поликарпыч не смог попасть в Орден Стражей из-за брата, обманывавшего новичков с ценами. Линсей, воюя на турнирах за честь чужих лордов, не смог защитить собственную жену от набега людей-разбойников. Покер был учеником колдуна, но попался на краже пергамента, который использовал для тренировки в своих фокусах. Лейла так и не решилась пойти по стопам Магдалены до конца и остановилась на середине пути. И Гливенс, старина Гливенс, променявший безбедную жизнь столичного повара на беспокойную долю хозяина заведения с сомнительной репутацией в опасной близости к морским пиратам.

Воин с недоумением взглянул на собеседника. Веселящиеся завсегдатаи трактира казались такими счастливыми и беззаботными, что слова старого магмара не укладывались в голове. Но мужчина говорил с полной серьёзностью. Острое чувство жалости разлилось по душе, подгоняя слезы к глазам.
— Но посмотри-ка на них. Трактир стал вторым (а кому-то и первым) домом для этих несчастных. Раз в год они собираются все вместе и празднуют день, когда встретились здесь. И каждый забывает о том, что было когда-то. И каждый живёт тем, что у него есть сейчас. Дружба, любовь и семья.

Мужчина допил своё пиво и ушёл, придавив монеты дном кружки. А воин ещё долго сидел в раздумьях, смотря на безудержные танцы. С каждой новой песней лицо его светлело. Наконец, он не выдержал и пустился в пляс с Линсеем и Лейлой.

А луна медленно скатывалась в беспокойное море, уступая небо новому дню.

...Гредея обвела взглядом стол - вроде, все были в сборе.
Ведьма была рада видеть всех, хотя и не показывала виду. Всё таки нечасто им выпадал случай встретиться всем вместе, раз в тринадцать лет.
Она сдула пену с пива, и требовательно постучала кружкой по столу, требуя к себе внимания.
Более трёх десятков пар глаз уставились на неё, хотя это было и не совсем правильно (Эгер Коготь и Костяной Дракон смотрели на неё пустыми глазницами).
- Приветствую вас, моя семья!
- Здравствуй, бабушка, - раздался в ответ нестройный хор голосов.
Гредея улыбнулась - ничего не менялось вот уже который век.

Берлинг дал исподтишка подзатыльник церберу и сидел с невозмутимым видом. Цербер сунулся было сгоряча к нему, но поняв сою ошибку, переключился на волфера.
Тот взвизгнул и полез на Балтазара, игнорирую обоих, но тут вмешался Уборг. Он был самым справедливым среди собравшихся.
Волфер надулся, но Уборг был слишком убедительным.

- С днём рождения, хорошие мои! За наш день!

Сверхсущества дружно чокнулись (далеко не все) и секунд десять стояла тишина, сдобренная бульканьем и вздохами. Потом принялись за еду.
Стол был богато украшен снедью, которую ведьма собирала все тринадцать лет. Кое-что принес Богельф с болота, кое-что Скелет Горбаха с Фэй-го.
Грызмур деловито достал горсть сушёных людей и магмар, но его быстро заставили убрать их обратно.
- Как ты можешь есть такую гадость! - воскликнула Эдера, брезгливо морща симпатичное лицо.

Гредея прислушалась.

- Слушай, Шевасс, - рассудительно заметил Гершесс. - Почему мы встречаемcя только раз в тринадцать лет? Разве это справедливо? У нечисти есть Хеллоуин, у нечисти - Вальпургиева ночь. Я уж не говорю о днях рождения. Почему их у нас нет? Почему мы, сверхсущества, ущемлены в правах? Угораздило же бабушку создать нас в один день!
Неферто неуклюже поднял очередную порцию пива и, грациозно изогнув шею-стебель, выпил.
- Ты прав. Но раз в тринадцать лет - тоже неплохо. Лучше, чем ничего. Это уже традиция...

Постепенно стол разбился "по интересам", зазвучала разноголосица.

- Ха! Я ему кааааааак тресну! Увернулся, скажешь, тоже. Дети! Они думали взять меня нахрапом...

- А что вы делаете сегодня вечером?

Первым запел Шаман-оборотень. Петь он не умел, и поэтому очень любил. Голоса у него не было никакого, но собравшиеся с интересом прислушивались к заунывному вою.

Давало знать о себе пиво. Кто-то подхватил, к нему присоединились другие.

Под шумок Эдера подлила оживляющее зелье Андорвэн.
- Твоё здоровье, дорогая, - мило улыбалась чародейка.
Королева отпила из кубка и её прекрасное лицо исказилось от гнева. Она встала и, натянув лук, направила острие стрелы в грудь Эдеры.
- Опять? Как же ты мне надоела! Ты ведь знаешь, что со мной было в прошлый раз от этого?
Властительница леса потупила глаза.
- Мы ведь не будем об этом рассказывать? - вкрадчиво спросила она. - Или рассказать?

Всё внимание было сконцентрировано на них, все ждали развязки. Нет, никто не сомневался в развязке, все хотели знать, какое заклинание использует королева.

И только маленькая Харцида, скромно сидевшая за углом стола, вдруг закричала и задергалась, пробивая жалом деревянную столешницу.
- Что случилось?

Гредея насторожилась. Она знала эти симптомы.
- Опять какой-то умник призывом балуется. Развелось их, любителей. Не даёт покоя даже в такой день...

Посыпались советы, умные и не очень.

- Чего же мы стоим? Наших бьют!

Старый Крэтс Аргаш, заснувший было среди спелых груш, поднял гривастую голову и издал страшный рык.
- Братишка?
Мясник шагнул к нему и похлопал по спине.
- Идём, что ли?

Харцида стала прозрачной, повинуясь зову и перемещаясь наружу.

Шайссар распрямила свои голенастые ноги и, не издав ни звука, ринулась в образовавшийся портал, вслед Харциде.

Через несколько секунд избушка (внутри расширенная заклинаниями ведьмы) опустела.
Гредея убрала пустую посуду и поставила новую. Пора было подавать десерт.
"Дружные у меня всё-таки внучата", с любовью подумала она.
Скоро они должны были вернуться.


Вызывающий был, мягко говоря, несколько удивлён. Как, впрочем, и его товарищи. Они встали, отряхнулись, вынули перья и стрелы, и здраво решили забыть об этом случае...

Наступают моменты, когда Берд с нетерпением ждет сезона штормов, во время которых в плавание выйдет только отчаянный безумец. Накануне начала сезона вся команда собирается вечером у капитана, чтобы отметить сход на берег к родным домам для отдыха, который особенно сладок после интересных, но всё же изнурительных плаваний к дальним берегам.
Традиционно вечером, по возвращении знаменитого моряка домой, его дорогая супруга устраивает теплую встречу с прекрасным ужином, созывая близких друзей семьи. Никто не хочет пропустить вкусный ужин с красочными историями об уникальных приключениях морского волка и его верной команды. Берд всегда с душевной теплотой воспринимает эти вечера, когда дорогие ему люди собираются в одном месте и можно проникнуться ощущением домашнего уюта, спокойствия и умиротворения. Его рассказы вызывают у слушателей неподдельный трепет. Кое-кто из друзей даже делает заметки, а потом объединяет услышанное в сборник приключенческих рассказов. Зачастую живое общение продолжается до поздней ночи и подобные вечера повторяются ещё целую неделю. И как же всё-таки здорово после длительных путешествий по морям вернуться в родной дом, стены которого лечат от любых невзгод, а семья всегда укутает заботой и вниманием.

Полнолуние

Последние лучи заходящего Мирроу неторопливо покачивались на волнах. Теплый июльский ветерок приносил на берег аромат цветущих трав. Голоса птиц стихали, близилась ночь. Оставалось подождать еще совсем немного. Томительное ожидание. Как медленно тянется время! Пальцы рыбака нетерпеливо стучали по удочке.

«Тут рыбалка не поможет», – подумал Вилис, с досадой отбрасывая инструмент в сторону. Он откинулся на песок и устремил взгляд в небо, на котором уже появлялись первые звездочки. Совсем скоро должна была взойти большая луна, знаменуя наступление полнолуния. Мысленно отсчитывая последние минуты до прихода темноты, рыбак стал вспоминать прошлое. Приятные воспоминания вызвали улыбку на его лице. Вдруг послышался плеск воды. Вилис тут же подскочил на ноги и бросился в воду. Но не за рыбой он сегодня охотился. Его сильные руки подхватили и закружили красавицу Маэли. Ундина заливалась задорным смехом и радовалась встрече не меньше, чем рыбак.

– Милый! Как я соскучилась! – проворковала русалка, нежно обнимая Вилиса.

– Я тоже скучал! И не мог дождаться нашего дня! Побежали, я приготовил для тебя сюрприз, – рыбак вынес девушку из воды и бережно поставил на ноги на песчаный берег.

Он помнил, что первые шаги всегда давались ей с трудом, поэтому не отпускал руку, поддерживая за талию. Маэли ласково улыбнулась любимому, благодаря за заботу. Немного освоившись, она оттолкнула его руку и побежала вперед.

– Попробуй, догони!

Вилис азартно зарычал и бросился вслед. До домика рыбака было недалеко. У ворот мужчина настиг беглянку и схватил в крепкие объятия. Подняв на руки и жарко целуя, он внес девушку в дом, где посреди комнаты стоял накрытый стол. Опустив возлюбленную на стул, он протянул ей большой букет жар-цветов.

– Это тебе, родная!

– Ах! Мои любимые! – Маэли радовалась и вдыхала аромат цветов, любуясь букетом. – Ты такой милый! Как всегда!

– Это еще не все, – сказал Вилис, разливая грушевое вино по бокалам. – Предлагаю выпить за годовщину нашей свадьбы! Я счастлив, что ты согласилась стать моей женой! Ты сделала меня самым счастливым во всем мире Фэо!

– За тебя, дорогой! И еще раз спасибо за твой подарок, благодаря которому я нахожусь здесь, – сказала ундина, поглаживая висящий у нее на шее голубой амулет.

Ровно год назад Вилис сделал предложение руки и сердца Маэли, и в знак своей любви подарил загадочный амулет «Сокровенная тайна океана». С помощью этого артефакта раз в месяц, в полнолуние, русалка смогла выходить из воды на сушу на своих ногах. Рыбак договорился с речной девой, и она обвенчала их в тот же день на берегу реки.

– А вот и сюрприз, – мужчина поставил перед девушкой изящную шкатулку. – Открывай скорее!

– Что это?

– Это зачарованное зеркало Солумира. Теперь ты всегда сможешь увидеть в нем меня, а я – тебя.

– Какое чудо! Спасибо! Ты каждый раз меня удивляешь!

– Я для того и живу, чтобы радовать тебя, моя любовь!

– До сих пор не могу поверить, что мы вместе! Мне кажется, что это какой-то чудесный сон! И я очень боюсь проснуться!

– Не бойся, милая, я рядом с тобой всегда! И никогда тебя не покину. Я ведь полюбил тебя русалкой, с твоим длинным хвостом. Но все же очень рад, что благодаря амулету, ты можешь приходить ко мне, в наш общий дом! Пусть наша традиция проводить каждое полнолуние вдвоем никогда не нарушается!

– Любимый, у меня тоже есть для тебя сюрприз! Но только он сделает невыполнимым твое желание!

– Почему же?

– Потому что очень скоро мы будем встречать каждое полнолуние втроем!

– Что? – рыбак в недоумении смотрел на девушку, боясь поверить в услышанное.

– Да, это правда, ты скоро станешь папой!

– Маэли! Как же я тебя люблю! Я об этом не мог даже мечтать, – Вилис крепко обнял жену, и зарылся лицом в ее роскошные волосы, пряча слезы неожиданного счастья.

В семейном детском доме Бертины принято в последнюю субботу месяца отмечать день рождения всех, кто родился в этом месяце. Приезжали родственники Бертины, приглашались друзья. Самым дорогим и любимым гостем была бабушка Гредея. Именинники под руководством Гредеи готовили праздничный обед. Потом танцы или ставился домашний спектакль под руководством Амели.

Раннее утро последней субботы ноября. При свете полной луны Гредея собиралась в дорогу – тщательно укладывала свои банки с грибами солёными, маринованными, ягодами мочёными, упаренными, сушёными и, конечно, разные травы сушёные, а также подарки ребятишкам. Осёдлывала Церрадора.
- Доброе утро, соседка, - приветствовал леший Фрог. Какое необычное у тебя седло?
- Да, подарок невестки Сойгуры, специально двухместное сделала. Иди, лучше, помоги.
- Какая Сойгура невестка – сноха.
- Нет, снохой она бы была Вёлунду, а мне невестка. Подавай сумки, я закреплю.
- Ты, дама семейная, лучше знаешь, как родственники называются, - ответил Фрог, поднимая седельную сумку. - Ох, бабка, закормишь ты внуков.
- Тут только ягодки, грибочки и травы, да подарки. Сейчас к Самуилу заеду за внучкой и к Арнике зайду, она приготовила для меня мясо зорбов.


Бабушка едет и Хризолита! – закричал маленький Зерих.
Он всё утро стоял у ворот и караулил, боялся пропустить приезд любимой бабушки.
Выбежали Доакр и Тилато, открыли ворота, взяли под уздцы Церрадора и повели к специально сделанному помосту. Помогли спешиться Гредее и Хризолите, стали рассёдлывать Церрадора.
- Здравствуйте, - поцеловала Гредею и Хризолиту, вышедшая из дома Бертина, - вас заждались.
- Бабушка, заходи домой, - придерживал дверь Зерих, - мы завтракать будем.
В столовой стоял гвалт, дети с радостными криками подбегали поцеловать Гредею.
- Ребята, эти сумки на кухню, а эти оставьте в столовой.
Постепенно все успокоились. Позавтракали.
- Ну, что, именинники, готовы к трудовому подвигу? – спросила Гредея.
- Дааааа! – закричали дружно Зерих, Доакр и Льиса.
- Тогда пошли на кухню, нас ждёт великое таинство творения праздничного обеда.

Лишь только завидев его вдали, вурдалак помахал рукой. Рука была широкая, мясистая, и обрублена по самый локоть. Принадлежала она, судя по всему, не самому хилому мужчине, не так давно отправившемуся к праотцам. Уолфрен невольно поморщился при ее виде. И еще сильнее утвердился в своем намерении:
«Все! Сегодня все скажу! Вот как увижу его, так и скажу! Без промедления!»
Вурдалак бросился к нему, размахивая оторванной конечностью. Бежал он лихо, чуть наклонив вперед тощее туловище и раскидывая лапами пригоршни кладбищенской земли. Встретил он Уолфрена, как всегда, очень тепло. Хотел даже приобнять, но поглядел на свою перепачканную в крови рубаху, и лишь выхватил у него из рук тяжелый портфель. Никаких возражений старый слуга слушать не желал.
- Натаскались-то за день, поди! Дорога ведь неблизкая! Ах, пойдемте, пойдемте, голубчик! Ждали-то мы вас только будущей весной! А вы уж тут! Как же ваш отец обрадуется!..
«Не обрадуется, - мрачно подумал Уолфрен. – Ох и не обрадуется он, когда я все скажу!»
- А вы… чем тут занимаетесь?
- Как же, делами! – с важностью ответил вурдалак. – Ваш отец, известно, без дела не сидит! Какой же все-таки замечательный человек! Просто замечательный! Да вы и сами это прекрасно знаете!
«Да уж, замечательный», - подумал Уолфрен и невольно опустил глаза на нелицеприятную ношу своего спутника.
Вскоре они вышли на небольшую поляну, усыпанную древними могилами. Каменный алтарь стоял на прежнем месте. И огонь все так же горел на его вершине. Да и куда им было деться? Уолфрен улыбнулся, вспомнив, сколько прелестных вечеров просидел он там, под самым небом, осматривая раскинувшиеся вокруг проклятые земли. Оттуда все казалось крошечным, игрушечным, ненастоящим. А он чувствовал себя великаном. Сладкое, давно забытое время…
Уолфрен отмахнулся от непрошенных воспоминаний и стал спускаться в душный склеп следом за своим спутником. Внутри было темно и пахло мертвечиной. Лишь из-под железной двери в глубине залы пробивались слабые отблески света. Вурдалак несколько раз постучал.
- Баксли, вы нашли то, о чем я вас просил? – проскрежетал голос из-за двери.
- Да, господин! – ответил слуга, приподняв оторванную конечность.
- Отлично! Давайте сюда! А пока начинайте готовиться к ритуалу. Я присоединюсь к вам, как только закончу…
- Господин, - прервал его вурдалак. – Приехал ваш сын.
- Что значит, приехал? – возмутился голос. – Почему? Зачем? Ладно, пусть подождет. Я сейчас очень занят.
«Так и плещет радостью, - подумал Уолфрен. – Ну что ж, это сильно упрощает мне задачу. Сделаю, как задумал, понравится ему это, или нет!»
Баксли явно ожидал не такого ответа. Он зажег свечу и вернулся к гостю, виновато улыбаясь. И сразу же принялся обелять своего господина:
«Вы поймите, ваш отец – очень занятой человек. Очень занятой! Многие на него рассчитывают. Очень многое от него зависит. Не может же он просто взять и бросить все дела!»
Должно быть, Баксли и сам понял, насколько жалко звучат его оправдания, потому что вдруг замолчал, отвернулся и ушел в темноту. Где-то вдалеке скрежетнули дверные петли. И еще Уолфрену показалось, что он слышал женский голос.
Уолфрен глядел на свечу перед собой и подбирал нужные слова для предстоящей встречи:
«Все это, конечно, по-своему увлекательно. И, признаться, вызывает во мне немалый интерес. Но это совершенно не та профессия, с которой я бы желал связать свою жизнь. На оживлении трупов нынче много не заработаешь! Коммерция – вот где льются потоки денег! Вот чем я хочу заняться! А потому более не желаю тратить свое, - кому, как ни тебе известно, - столь ограниченное время на подобную ерунду! Я прекращаю свое обучение! Вот бумаги. От тебя требуется лишь подпись! И не нужно устраивать драм!»
«Вот так ему и скажу», - подумал Уолфрен и снова поглядел на свечу, осенявшую широкий стол, на котором в беспорядке были свалены окровавленные пилы, кроки, иглы и ножи. Это зрелище придало его намереньям еще больше твердости.
Но время шло. И твердость мякла. Свеча прогорела наполовину, образовав в серебряном подсвечнике озерцо застывшего воска. Так же таяла и его уверенность, и от этого Уолфрен все сильнее выходил из себя.
«Сижу здесь, среди трупов, и жду, как дурак! Он нарочно не выходит оттуда, чтобы позлить меня? Решил таким образом меня проучить за то, что я посмел приехать без спроса? За кого он меня держит? За мальчишку или за слугу? Я ни то, ни другое, и пришло время ему это понять!»
Вне себя Уолфрен схватил подсвечник и быстрым шагом направился в глубину залы, откуда сочился тусклый свет. Пламя колыхалось, почти угасая в его руках, но каким-то чудом сумело удержаться на острие свечи. Уолфрен распахнул дверь настежь и… замер.
В самом углу длинной комнатки, погруженный, до этого момента, в непроглядную темноту, сидел мертвец. На нем была лишь измаранная в чем-то липком набедренная повязка, и Уолфрен видел, что туловище его собрано, словно мозаика, из разных частей человеческих тел, грубо сшитых толстой стальной нитью. Рубленные и рваные шрамы рассекали его широкое лицо, надежно скрепленное железной проволокой. Мертвец сидел на каменном ложе, и его синие губы то смыкались, то снова раскрывались.
-… а потом, - чуть слышно говорил он, - потом мне так гадко стало. Дышать не могу, как будто кто-то схватил меня за горло и давит… давит… давит. И жажда нестерпимая, а от воды воротит, от вида одного уже воротит, не то, чтобы выпить ее…
Мертвец повернул голову, замолчал, поднялся и поплелся к Уолфрену, шаркая непослушными ногами. Он глядел в блестящую поверхность подсвечника, и ужас, невыносимый ужас все отчетливее проступал в его потухших глазах. Он подошел совсем близко, затем отшатнулся, поднял пришитые руки, ощупал свое изуродованное лицо и завыл:
- Что же это я?.. что же это… я?!.. У-м-е-е-е-р?!..
Уолфрен замер. А мертвец завопил пуще прежнего:
- У-м-е-е-р!.. У-у-м-е-е-е-р!!.. У-У-У-У-М-М-Е-Е-Е-Р!!!..
И страшнее этого вопля было только лицо отца. Он поглядел на Уолфрена – вернее, сквозь него, и сказал лишь одно слово: «Выйди!»
Уолфрен так и сделал. Дверь хлопнула. Вой прекратился. Тяжелое тело рухнуло на пол. На шум тут же прибежал Баксли. Некромант открыл дверь, протянул ему что-то и сказал:
- Срочно отнеси в город. И проследи, чтобы сделали все в точности.
- Слушаюсь, - ответил вурдалак и выскочил прочь из склепа.
«Скверно вышло, - подумал Уолфрен. – Ну да ладно, пора ему все сказать!»
- Отец, - начал он. – Я решил прекратить свое обучение…
Железная дверь, что начала было закрываться, нервно скрипнула, остановилась.
-… связывать себя этой грязной профессией, - продолжал Уолфрен, – я не желаю. И не буду…
Дверь стала медленно отворяться.
- …мне это мерзко, противно, и гадко. Все мое существо восстает против такого безнравственного отношения к человеческим останкам…
Дверь распахнулась настежь. В проходе стоял некромант, повторяя, словно ворон, обрывки сказанных фраз:
-… грязной профессией… мерзко и противно… безнравственного отношения…
- Все верно, - подытожил Уолфрен. – Ты не ослышался. Я ухожу. И тебе лучше с этим смириться.
- Что ты такое говоришь?
- Я ухожу из академии, отец!
- Но почему??
- Как я уже сказал, это гадко и противно. Все мое существо…
- Чем я тут, по-твоему, занимаюсь???
- Чем ты занимаешься, я знать не желаю. Как и не желаю иметь к этому какое бы там ни было отношение.
- Отношение к чему?! – закричал некромант. А кричал он нечасто.
Уолфрен начал терять терпение.
- Вот только не нужно корчить из себя святого! Я не настолько глуп, чтобы не понимать, какие дела ты тут проворачиваешь! Ты думаешь, никто не знает? Да все знают! Все! Даже туда, в академию, доходят слухи! Мне твоей славы не нужно!..
«Моей славы…» - повторил некромант и замолк. Тени под его глазами стали чернее.
- Ну что ж, - сказал он после некоторого молчания. – Давай бумаги.
«Ну наконец-то!»
Уолфрен достал из портфеля документы, вынул пробку из сосуда с чернилами. Несколько закорючек на бумаге, и все готово. Он свободен. Некромант положил перо на стол и ушел в темноту. Где-то в отдалении скрежетнули железные петли. И снова до Уолфрена донесся едва уловимый женский голос. Но разобрать слов Уолфрен не мог, как и то, кому он принадлежит. Зато он отчетливо слышал другой – голос отца:
«Нет… не могу… нет, точно не сегодня… мне нужно подумать… это надолго… прости, не могу…»
Затем его шаги стали отдаляться и затихли где-то в каменном лабиринте склепа.
Уолфрен почувствовал острый укол в груди. Все-таки, зря он наговорил лишнего. Можно было обойтись и без этой ненужной сцены. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Если бы отец не стал упрямиться…
- Уолфрен, - позвали его из темноты.
От неожиданности он вздрогнул. На свет вышла молодая женщина. И он узнал ее.
- Прости, что беспокою тебя, - сказала Блодияра. – Но мне очень нужна твоя помощь.
- Моя помощь?
- Это очень важно.
- Но что?
- Пойдем, ты сам все увидишь.
Он зашагал следом, все еще сжимая в руках бумаги.
Уолфрен и так мало что понимал, но, когда они вошли в просторную, богато обставленную комнату, стал понимать еще меньше. И прежде, чем картина начала проясняться, прибежал Баксли, едва ли не прыгая от радости, и закричал ему в спину:
- Господин, все сделало, как вы сказали: вещи, простыни сожжены, семьи отделены от других горожан и находятся под присмотром. Если ни у кого из них не проявится болезнь, то в ближайшее время мы о волчьей лихорадке не услышим! – вурдалак замер. – Уолфрен, а где же ваш отец?
- Ничего не понимаю! – воскликнул Уолфрен. – Просто не понимаю!
- Того беднягу, - сказала Блодияра, - что ты видел, звали Отто. Лихорадка настигла его в лесу. В конце концов, мы нашли его, но медведь нашел его первым. Однако в тот день болезнь унесла не только его: это Элиза, дочь пастуха.
- А это Уоррен, - сказал Баксли, - сын кожевника.
На девушке было пышное платье, волосы заплетены в длинную косу. Мужчина был одет в белую рубаху, украшенную золотыми нитями. Они лежали в постели друг возле друга. И казались спящими. Но спящие тут не оказывались.
- Они были обручены, - сказала Блодияра, - но в тот день сильно поругались. И не успели помириться. Поэтому нам нужна твоя помощь…
- Так требует обычай, - добавил Баксли. – Это хорошее, достойное дело.
- Это сложно, - сказал он. – Я не смогу.
- Сможешь, - сказал некромант, появившись в дверях. – Я помогу.
Уолфрен смял бумаги и разорвал надвое…

Усталый странник перешагнул порог трактира и тяжело опустился на свободное место у камина. Молодая женщина представилась хозяйкой Мэри и спросила, чем путник желает подкрепиться и останется ли на ночь.

? А пекут ли нынче пироги с вкусноцветом, или рецепт утерян после того, как сожгли мою деревню? Ныне это место называют Мёртвый залив.
? Про варенье из вкусноцвета слышала, а вот про пироги… поделись рецептиком, странник, как тебя звать-то?
? Ховей. Но не знаю я рецепта. Мал был и не помню, как матушка делала. Хотя, можно поэкспериментировать, у меня как раз есть с собой мёд зигредов и цветы. С тебя тесто. Матушка не часто баловала нас сладостями. Но на дни рождения это было традиционное блюдо, как и шашлыки из кодрагов, которые готовил отец.

? А как ты спасся тогда, если все ваши погибли?
? Не все, мы со старшим братом Родвеном сбежали на ярмарку, потому что прошёл слух о появлении Духа Нового года, и что на площади повесили мишень. А как темнеть стало, мы домой отправились, а там уже пепелище почти остывшее. Родвен на четыре года старше был, пристроил меня Пиринею помогать в слободе, а сам пошёл в отряд новичков тренироваться, чтобы стать умелым воином и отомстить магмарам за вырезанную родню. Но его в первой же схватке серьёзно травмировали. Он потом всю жизнь прихрамывал. Пришлось уволиться из армии. И стал он путешественником. Привозил мне гостинцы, рассказывал о дальних краях. Вот и я зажёгся идеей мир повидать и себя показать.

? А жениться не пробовал?
? Пробовал. Но не отдали за меня любимую, то, что гол как сокол, ни кола, ни двора. Вот теперь есть у меня средства на хороший дом, да уже привык к дороге, не могу долго на одном месте сидеть.

Мэри кокетливо поправила причёску, постреливая глазками, и завела разговор по оплате услуг. Но странник сделал ей предложение лучше, чем золото.

? Ты недавно открыла трактир. В прошлый раз здесь проходил, не было ещё постоялого двора. Предлагаю тебе поставлять приправы. Различные специи из дальних стран значительно улучшат вкус самых обычных блюд. Можешь убедиться сама, у меня есть с собой несколько склянок, как обычных местных трав, типа розмарина, так и более экзотичных, типа амариллиса.

Так началась долгая дружба Ховея и Мэри. Хозяйка стала ему названной сестрой и всегда была рада испечь в честь его прибытия из дальних стран пирог из вкусноцвета, как когда-то пекла матушка на дни рождения. Ховей же всегда старался привезти Мэри не только специи в красивой таре, но и редкие рецепты, гостинцы-безделушки и любимые духи. Так удивительным образом обычный трактир стал встречать странника теплом родного дома.

Глава 1
Вдали от дома

Семеро бойцов расположились вокруг костра. Вытянув руки к языкам пламени, они пытались согреться в этот холодный ноябрьский вечер.
- Даа, сколько не хожу в патрули на этот треклятый остров, не припомню такой погодки. – Начал один из них.
- Не увидев ответной реакции от других однополчан, он потупился и продолжил смотреть в огонь, как и остальные.
Ветер завывал, раскидывая хлопья мелкого снега. Вдали от пламени появилось темное пятнышко, оно становилось все отчетливее, и вот уже можно было различить человеческие фигуры
- Вот и часовые, воскликнул Торвальд, увидев приближающихся к нему людей.
С красными от мороза лицами и посиневшими пальцами, тройка медленно приблизилась к огню.
В каждом их движении заметно было усилие. Каменные пальцы сжимали пологи утепленных курток, пытаясь защитить лицо от метели.
- Плохие новости, Капитан Торвальд. Перевал завален снегом, мы не сможем вернуться в лагерь, по крайней мере до тех пор, пока не стихнет буря. Тогда возможно удастся разгрести снег.
- Понял тебя, Билл. Так, бойцы, подъем. Из-за бури мы никуда не двинемся, придется заночевать здесь. Харви, Джоэл, Грэхем – ставьте палатку, ещё трое бойцов сменят часов, остальные идут за хворостом. Всем всё понятно?
- Так точно, прокричали бойцы хором.
- Выполнять, ответил громогласно Торвальд.
Спустя некоторое время, рядом с трескучим костром высилась небольшая кучка веток и палок, рядом уже была поставлена армейская палатка, а часовые чутко следили за периметром.
- Поскорее бы добрать до дома, ещё 2 недели, и мы отчаливаем с Фей-го, честно говоря, у меня поджилки трясутся от этого места. – Начал один из бойцов, сидящих вокруг очага.
- Не говори гоп, пока не перепрыгнул, сказал капитан Торвальд, нам надо ещё выбраться живыми.
Похоже, буря только набирает обороты. Плохое у меня предчувствие, колено заныло, к беде это. – продолжил задумчиво Торвальд.
Бойцы молча кинули напряженный взгляд на командира.
- Ну, ладно, у нас ещё будет время понервничать, сказал Торвальд.
Расскажите лучше кто как будет встречать начало зимы.
- Оо, у меня будет поросенок с репой. Жена у меня мастерица на разные блюда. – Ответил один из них.
- А я, как вернусь на материк, пойду на городскую ярмарку и куплю там самого большого гуся к праздничному столу.
- А у меня матушка традиционно приготовит золотого хабуса под сыром. Это не сухари на службе грызть, настоящий деликатес.
- А вы капитан, что у вас будет к праздничному столу?
- Пока не знаю, для меня не так важны харчи диковинные, для меня главное встречать начало зимы в кругу любящей семьи, Жены и дочки.

Глава 2
Столкновение

Грегор вглядывался в непроглядную белую пустоту. Окутанный по глаза шарфом, он перетаптывался с ноги на ногу, чтобы хоть как-то разогнать кровь в одубевшем теле.
Вдруг вдали промелькнула какая-то фигура. Боец насторожился, и положил руку на эфес клинка, а вторая рука рефлекторно потянулась с сигнальному горну, висевшего на шее.
Может показалось, подумал он. Этот остров многих сводил с ума. Ещё одна фигура, и ещё, приближаются, причем быстро. Грегор, щуря глаза, пытался понять, кто приближается к лагерю.
И тут одно слово возникло у него в голове – Гунглы, да сомнений больше не было.
Над лагерем пронеся гул сигнального горна.
- К оружию, вскрикнул Торвальд.
Не успели бойцы достать клинки, как на одного из часовых них набросился Гунгл. Он вцепился в горло, и отшвырнул оторванную голову в сторону.
Торвальд скомандовал занять круговую оборону у лагеря. То тут то там, из сумерек выбегали дикие гунглы. Они кружили вокруг костра, периодически делая выпады, которые бойцы умело отражали.
Их было больше двух дюжин. И вот вожак издал протяжный вой. Гунглы окружили со всех сторон солдат и бросились вперед.

Глава 3
Долгий путь домой

Капитан Торвальд очнулся на корабле. Он смутно помнил, что было с ним в последние дни.
В голове была сумятица, он напряг мозг, пытаясь вспомнить события того дня. Гунглы, много гунглов. Бойцы, которых рвут на части одного за другим, и он, оставшийся один, среди трупов братьев по оружию. А потом удар наотмашь, лязг рвущихся колец кольчуги. Второй удар, зеленые когти как нож сквозь масло прошли через мягкую плоть. Он должен был умереть, подобно остальным. Люди умирают мгновенно и от менее страшных травм, но он выжил. Как? Почему? На эти вопросы у Торвальда не было ответа.
В каюту спустился мужчина в рясе, его пальцы методично перебирали четки.
- О, капитан, вы очнулись. Это невероятно. Вы буквально родились в руб…
- Где я? – перебил клирика Торвальд
- Вы на корабле Синий Гуральдий идущий в порт Виригия, похоже вы плохо помните, что с вами было.
-даа, ответил он задумчиво, помню лишь обрывки.
- На ваш отряд напали дикие гунглы, вы единственный кто выжил. Вы сами добрались до гарнизона, истекая кровью. Непонятно, как вы вообще выжили, как смогли через буран добрать.
Это настоящая загадка, в прочем оставим различные домыслы мудрецам, я здесь, чтобы следить за вашим состоянием. Давайте я осмотрю ваши раны.
- Хорошо, тяжело прохрипел Торвальд.
Клирик развернул бинты на груди, и широко раскрыл глаза. – Поразительно, первый раз такое вижу, ваши раны затянулись…

Глава 4
Дом, милый дом

Торвальд шел по заснеженной улице, последние дни его мучили странные кошмары.
Вот показался его бревенчатый дом. Наконец он увидится с семьей после полугода службы.
Но не о семье он думал сейчас. Голоса в голове, и не проходящая мигрень сейчас занимали все его мысли. Он все больше ощущал, что теряет контроль над телом, и неведомая сила завладевает им. Что-то странное произошло с ним тогда, он как он ни пытался, он не мог вспомнить что именно. Капитан остановился у сеней, и распахнул увесистую дверь.
-Папа, папа, это ты?
- Маргери! Иди скорее сюда, принцесса. – радостно воскликнул он.
Торвальд обнял дочь, и взял её на руки.
- Дорогой, ты вернулся, сказала его жена Элизабет, я так волновалась, что с тобой что-то случится, мне донесли, что весь твой отряд погиб. Какой ужасы тебе там пришлось пережить, даже представить страшно.
- Я подниму бокал за моих бойцов за ужином. Мне кажется, я ещё недолго оправлюсь от этого случая. – Скорбно сказал он и на секунду замер. Он понял, вспомнил, что с ним случилось…

Глава 5
Ужин воспоминаний

Больше не было Торвальда, а точнее было лишь его тело, но это был не он. Торвальд погиб на той заснеженной поляне, а то что ещё оставалось, было эхом его умирающей души.
Торвальд, Торвальд, проговорил он про себя. А к этой оболочке можно привыкнуть.
Как давно Аяк’Кизгын не посещал человеческие тела.
Как долго он прятался в пещерах острова Фей-го, питаясь жизненной энергией крабов и мокриц. Возможно, прошли столетия. Он не знал точно. Как одинокий гунгл послужил оболочкой для него.
Как он присоединился к стае этих зеленых уродцев. Как привел стаю к отряду людей.
Как он убил всех, включая гунглов, и вселился в тело Капитана Торвальда.
Он не помнил, где он появился, боги или возможно могущественные колдун создали его. Теперь все это неважно. Теперь он человек, у него есть любящая жена, дочь. Он так долго был один. Но теперь все по-другому.
- Хочу поднять бокал за мою прекрасную семью, за тебя Элизабет, за тебя Маргери.
Аяк’Кизгын улыбнулся, с сине-зеленым отблеском в глазах.
Я тебе обещаю Торвальд, я стану хорошим мужем для твоей жены, и отличным отцом для твоей дочери. И прости, что так вышло, все-таки нет ничего лучше тепла родного дома.

Обойдённые

По мотивам квеста «Обучение езде на Беронском тигре», в котором мошенник Глум украл у наездницы Арники кнут укротительницы животных. Почему он украл кнут, герой так и не узнал.



Солнце клонилось к морю, и ветер нашептывал волнам свои нежные песенки. Глухо толкаясь о борт корабля, море приподнимало его на пенных гребнях – почти ласкалось, как может только любимый щенок иль влюблённая женщина. Тёмными патлами водорослей занавесило оно неровно выведенные буквы, силилось разобрать название корабля – «С», «О», «Л»… «Г»… «О», – и не могло, бросало на полуслове.
Лениво тянулась жизнь пришвартованной крепкой шхуны, бесконечным и драгоценным казался вечер на залитом позолотой море.
Темноволосый обжаренный на солнце матрос сорока лет сидел у двери рубки и гладил треснувшую трубку. Пальцы, изъеденные оспой, солью и тяжёлой работой, потемнели от загара, пожелтели от одуванчиковой пыльцы – сегодня он запасся бутылкой вина. Драгоценность эта лежала теперь в укромном уголке, куда не сунут длинные худые носы ни боцман, ни пропойца кок.
Чуть в стороне торчал юнга – молодой да недалекий, лет тринадцати от роду. Он оперся о фальшборт и глядел на воду, слушал поскрипывание такелажа. Чудилось юнцу, что скоро поймёт чинную речь полумертвого ветерка и волн.
Матрос уронил трубку, и юноша вздрогнул, оглянулся. Очарование вечера спало в один миг: слепило глаза холодное солнце Виригии, рыбой воняло море, скользкой и грязной казалась выскобленная до блеска палуба.
– Ветра почти нет, – моряк сжал зубами мундштук, и слова получались неразборчиво. – Всегда бы так.
– Что? — не понял юнга.
– Семья у меня здесь, говорю! Люблю такие вечера, когда тепло и тихо, говорю! И руки когда не отморожены. Жить прямо-таки хочется.
Юнга нанялся на первое в своей жизни плавание и не мог пока ни согласиться, ни возразить. Старший меж тем продолжал, больше нуждаясь в слушателе, а не собеседнике:
— Попозже у меня вахта кончится, и домой схожу, проведаю семью. Они в Кингала живут. А у тебя семья где?
— В городе, – юнга болтал неохотно, скупо; опять смотрел на волны. – Брат на Фей-Го воюет. Сестра вот замуж вышла.
— А ты?
— А я сюда подался, — голос звучал глухо, без эмоций. — На море поглядеть.
«Ага, — подумал матрос, — про папашу и мать смолчал? Брат воюет, сестра замуж вышла. Стало быть, с ней жил, и молодке не до паря стало?»
В выражении безусого молодого лица опытный человек вмиг прочитал: «Сбежал».
Матрос хмыкнул, ухмыльнулся тихонько, лаская почерневшую от курева трубку:
— И как оно тебе?
— Воняет, — был короткий ответ.
По сходням загремели шаги. Юнга замер, когда на борт поднялся капитан — высоченный, крепкий и смуглый, как закопченный окорок. За ним по пятам шел помощник – молодой человек лет двадцати, уже не уступавший командиру в росте и ширине плеч. Кивнув матросу и почти не заметив юнгу, оба ушли в кают-компанию. Ничуть не смущаясь того, что они еще могут услышать сказанное, матрос кивнул вслед:
— Видал Берда? Морскую науку постигает. Уже второй человек на корабле! А поднялся сюда в твои годы и вообще ничего не умел! — вздохнув, моряк снова повернулся лицом к гавани, с тоской обшаривая пирс взглядом. — Да-а-а, парень, море из тебя человека сделает. Но знаешь, что главное?
Юнга подумал и всё-таки неохотно мотнул головой. Он ничего не знал. Даже термины, которыми в обрывке разговора обменивались Берд и капитан, звучали для него, городского, как хаирская тарабарщина. Моряк покивал, будто иного и не ждал:
— Своих корней не растерять! Когда забудешь родной порт — всё, парень, ты кончился. Нет у тебя, значит, ни родных, ни гавани, и вспомнить про тебя некому. Будешь тогда мотаться из шторма в шторм, пока не потонешь.
Мальчишка широко распахнул глаза.
— А корабли часто тонут? — в голосе вдруг прорезался предательский испуг. — Я думал, нет…
Моряк ухмыльнулся и снова погладил трубку:
— Это сравнение. Нет, редко. Но вода всегда щель найдет. В трюм не спускайся, когда штормит. Пару раз там воды по щиколотку было…
Лицо юнги посерело всего за несколько секунд.
— …У нас даже традиция была одно время! До Берда. Как приходил новенький, сухопутный до кончиков ногтей, мы его в непогоду в трюм посылали. Сквозь стыки досок-то местами всё равно течет, хоть ты расшибись об них. Но неопасно это. Мы с первого дня рассказывали, что, если кто воду найдет в трюме, — как пить дать потонем, мили не проплывем. И представь! Он спускается — мужчина всплеснул руками, — а там… вода! Немного, но-о-о… Знаешь, какая драма начиналась в открытом море? Всем весело было! Но потом Берд помощником стал и запретил это.
— Веселенькие у вас традиции…
— Это еще что! Служил я на торговом бриге, так там и не такое в порядке вещей было…
— Зачем? — юнец поежился, живо представив себя в трюме, по щиколотку в воде после таких россказней от бывалых морских волков. — Это жестоко!
— Что я тебе про корни говорил? Это тоже корни! Их забывать нельзя! Такая дурь тебя только с родной землей связывает. Другие, как ты сейчас, не поймут. А расскажи я это старым матросам, которые со мной до упаду тогда хохотали… опять не разогнемся! Вот тебя какие корни держат?
Юнец задумался. Почесав нос, он заглянул в прошлое, силясь отыскать там занятные традиции. Но не находил. Если не считать «традиции» свояка — ровно через день после того, как хозяин лавки выплачивал ему жалование, напиться до сизых Альканор, потерять работу и муторно искать новую. А найдя — повторять сызнова.
Если дальше смотреть? Когда мать была — да. Хоть смутно, но помнил... Каждый год в конце декабря мама давала чистый листочек, он писал Духу Нового года самое потаённое желание и прятал за вазой с густым лапником, заменявшим им ёлку в маленькой комнатушке. То щенка хотел (зря — заболел тот и умер к лету), то конфет и глупости всякие. Как-то раз попросил дорогую игрушку, увиденную в окне лавки на площади. Мелким веь был, не понимал ничего. Мать прочитала его письмо, и глаза у неё покраснели, заморгала часто-часто. Потом тяжело было, во всём урезались. Но игрушку он получил. Радовался страшно… а через месяц её другие мальчишки украли. Невесёлая традиция получается.
Ещё к Новому году они с матерью украшения для своих веток делали. То он на площади оброненный платок найдет, то мать шишечек и красок принесет — уже гирлянда «сияет» желтыми, красными и голубыми намалёванными кругами. Похуже, конечно, чем у других ребят. Чужие ёлки он видел, только когда в окна тайком заглядывал. Как в сказку, когда читаешь книгу. Видеть— видишь. А войти и стать её героем не можешь…
Но — традиция…
Словно поняв, что безудержно веселые и приятные традиции мальчишка может сосчитать по пальцам одной руки, матрос немного смутился, кхекнул, и хлопнул его по плечу:
— Я вот в шестом поколении моряк. И сын старший тоже в море пошел, на торговом корабле сейчас служит. Думал, доча сюда же сунется, но ей другое ремесло любо.
— Девчонка? — юнга не сдержал удивления. — На корабль? Шутите!
— Не шучу! — матрос прямо расцвел. — Слыхал про «Аль-Яву»? Во всех портах трепались! А, ты же с суши... Ее капитан на покой ушёл и продал свою долю женщине. Баххаше. Капитан Баххаша! Звучит как! А у меня Арника. Капитан Арника — разве не лучше? Тоже звучит!
А когда на лице мальчишки наконец-то появилась улыбка, мужчина не сдержал воспоминаний:
— Я из каждого плавания ей подарок привожу. В этот раз кнут принес. Она год назад захотела выучиться так, чтобы ездовых тигров укрощать. А без кнута, конечно же, никуда. В трёх портах ничего стоящего не увидел, а в четвертом нашел. Сегодня подарю.
Радость на лице юнги немного угасла, и он с деланным воодушевлением похвалил подарок.
Глядя на него, матрос вдруг почувствовал отеческую нежность к чужому сыну. Наверняка хлебнул передряг на своем веку, решил сбежать от сухопутной нищенской жизни… И выбрал честный труд моряка. Это дорого стоило в глазах матроса.
— Знаешь что? — он осторожно обнял парнишку за плечи. — У нас дома еще одна традиция есть. Каждому моряку на первое плавания подарок делают. Я тебе сегодня что-нибудь принесу. С почином. По рукам?
И в этот момент мальчишка выдохнул, в первый раз за всё время по-настоящему расправил плечи… и заулыбался, как настоящее солнышко.
Может быть, теперь всё в его жизни наладится.
Когда корабль поднимет якорь и уплывет отсюда очень-очень далеко — непременно наладится!



Закат, разлитый по небу и волнам, потускнел, из королевского багрянца быстро вылинял в тусклую сирень. Солнце ушло за окоём; меркло его сияние. Ветер смолк. Насколько хватало глаз, над морем поднимался туман. Плеск воды плутал в нём, долетая как будто издали. Юнга накинул на плечи коротковатую перелатанную куртку и сидел всё там же, упорно чего-то ждал.
Нет, говорил он себе, не моряка. Совсем не его. И даже не Берда, который ушёл с парой матросов на ночь глядя.
Просто дышит морским воздухом и смотрит, как ночь крадётся на мягких тигриных лапах.
Одиночество и детская лютая тоска, зависть к чужому тихому счастью (глухая, давнишняя, зарубцевавшаяся и оттого пуще страшная) жгли его, как клеймо преступника, не давали уйти в матросский кубрик. Оттуда уже час долетал храп, и глаза слипались.
«Нет, глупости, конечно. Нечего и надеяться. Не ребенок, не надо никаких подарков…»
Но…
Но что моряк принесет из дома? Безделушку какую-нибудь? Или кортик? Может, нож? Какой моряк ходит без ножа? Он теперь на борту шхуны! Стало быть — тоже моряк!
Или обноски сына? Нет… Хотя тоже неплохо, если подумать. Но ножик больше хочется.
Или кусок пирога?
Юнга уже лет пять не ел домашней снеди, приготовленной толковыми руками. Мать и отец оставили его на попечении сестры лет на шестнадцать старше, когда стали скрываться от законников Ордена. Та готовила плохо. С деньгами тоже не везло. Баланда, в которой горе-стряпуха смешивала всё, от муки до помидоров; горелый картофель; твердый, как скала, хлеб. Яблоки и груши из подпола — с тонким землистым послевкусием, мерзким до тошноты.
Иногда мальчишке удавалось что-то урвать на рынке. Но за кражи, если случалось попасться на горячем, новый свояк колотил по-чёрному.
Глуму не везло на берегу, и сейчас он отчаянно уповал на море, тёмный горизонт и чужие края. Никто бы не подумает искать его в Виригии! Мало ли дурных мест в столице? Пока сестра со свояком хватятся да всё обшарят — шхуна уже снимется с якоря и будет далеко! Очень далеко…
Он сжал край куртки и пересчитал монеты, наспех зашитые в подкладку. Пятнадцать серебряных — всё, что было в карманах свояка между расчётом и чередой попоек.
Очень-очень-очень далеко…
Внезапно Глум встрепенулся, как сторожащий пес, приподнялся и жадно вгляделся во мрак: кто-то шёл по пирсу вперевалочку, с котомкой. Еще несколько минут, и разобрал голос. Знакомый. Моряк что-то напевал под нос. Вот поднялся на борт, откашлялся и на морской лад обругал ночную холодрыгу. Оглядел палубу, освещенную фонарем, и пошёл к кубрику.
Глум пожирал его глазами, сидя в полутени. Хотел окликнуть, но страшно вдруг стало, непривычно боязно. Задрожал и почувствовал, что из горла ни звука не выскочит. Вот смешно! Когда на рынке воровал — не трясло. А сейчас…
Он дернул рукой, чтобы удержать поползшую с плеча куртку. Матрос вдруг замолчал, резко обернулся на движение в тишине, и свет ярко упал на его лицо. Все черточки озарил, все чувства обнажил. Вот мужчина с опаской вглядывается, вот на миг радуется, узнав, успокаивается…
И Глум, безошибочно прочитав всё по бесхитростному лицу. Понял, что ничего тот не принёс. Забыл. Глухо про себя это повторил, спокойно. Как в пустоту колодца. Дрожь мигом сошла на нет.
— Ох, парень! — матрос хлопнул рукой по ляжке. — Я и забыл, честное слово! Утром принесу! Совсем дома заболтали!
Глум, к счастью, и глазом не моргнул. Свояк хорошо научил его терпеть удары и не давать сдачи.
— Про что забыли-то? — он с деланным равнодушием потянулся. — Я задремал, простите.
На лице мужчины отразилось облегчение, и он протянул Глуму руку, помогая подняться с палубы:
— Я уж думал, что ты меня ждешь, а я… Ладно, пошли вниз. Спать пора. Ты еще в гамаке не спал, да? Ух, что тебя ждет — глаз точно не сомкнешь!..
…И утром, конечно же, не принес. Утром других принесло…



Как моряк и обещал, Глум за ночь почти не сомкнул глаз. Спать в гамаке было страшно и непривычно. Он боялся двинуться и упасть. Сон (беспробудный тяжелый, не дарящий отдыха) пришел лишь ближе к утру. Поэтому когда на палубе поднялась шумиха и загремели голоса, он ничего еще не знал.
Потом в кубрик спустился сам капитан, тряхнул за плечо и голосом, не терпящим возражений, велел подниматься на палубу. Глум уже тогда ощутил неприятный холодок и сказал себе, что что-то идёт не по плану.
А наверху — свояк, и тени у него под глазами залегли такие, будто всю ночь не сомкнул век. Во взгляде — бешенство ледяное, страшное. И руки при виде Глума сжались в кулачищи. Подошел, рывком содрал куртку с плеч и дернул по-новому подшитый подклад, и по палубе заплясало серебро.
Капитан велел убираться со шхуны. Берд добавил, что ворам на корабле места нет. Моряк кхекнул, огладил пальцами трубку и отвернулся. Остальные провожали его в молчании. Взгляды были колючие, осуждающие.
И Глуму хотелось выть, реветь отчаянно, страшно, когда он с берега услышал команду готовиться к отплытию.
Над морем разгорался рассвет.
Свояк стиснул его плечо и едва ли не волоком потащил домой.



Много минуло лет.
Глум, говорят, немало вынес из короткого путешествия к дальним берегам: сломанное ребро, заплывший глаз, разбитую губу и лютую злобу на всех морских трудяг. А еще — зависть к девчонке Арнике, которой отец подарил хвалёный кнут…
До сих пор у мальчишек из трущоб, мечтающих пойти дурной дорогой и никогда не нуждаться в серебре, есть несколько традиций. В декабре они собираются вместе за городом, ждут своего тёмного покровителя. Когда все в сборе, худые карманники и девчонки-побирушки начинают рассказывать друг другу, что попросили бы у Духа Нового года, если б им случилось прослыть хорошими детьми. Ведь иным счастья не положено.
Глаза у детей блестят, на щеках играет румянец, желания несутся бурным ручейком… Каждый, кто озвучит их, берется украсть свою мечту у сытых детей богатых и заносчивых взрослых.
Обещание нарушать нельзя — иначе потеряешь покровительство Глума и вылетишь из шумной семьи городских отверженных, как он с той моряцкой шхуны. И будешь глядеть с берега, как другие снимаются с якоря, уплывая к твоим мечтам.
Очень-очень далеко…

За окном вечерело. Мирроу уже скрылось за крышей темницы. Пора заканчивать с работой.
Прождав пока часы отобьют положенное время, архивариус Семейлу отложил перо и закрыл тяжёлый фолиант. Очередной рабочий день закончен.
Настал час, когда все спешат домой к семьям, а кто и в трактир к весёлой кампании, что давно заменила тепло семьи. Но ни в трактир, ни в добротный особняк, где ждёт прислуга, лежит его путь.
Как и в любой другой день, он идёт мимо Королевских усыпальниц, через Братские захоронения к Могилам бедняков. Семейлу уже давно не обращает внимание на бродящих скелетов, да и скелеты привыкли видеть в этот поздний час усатого толстяка. Вот и беседка, от неё налево, третий камень, что почти полностью зарос мхом. Семейлу стоит возле камня не говоря ни слова. Лишь тяжёлые вздох иногда нарушает тишину кладбища, а в сгущяющихся сумерках вряд ли кто разглядит слёзы архивариуса. Он стоит так полчаса, иногда чуть дольше. Потом касается рукой камня и возвращается в город, в тёплый особняк с вышколенной прислугой.
Мало кто в О,Дельвайсе знает о этой его причуде. И ещё меньше людей знает, кто лежит под камнем. Разве что дворецкий... Но тот тоже молчит, а если попробовать по-настойчивей расспросить, то позовёт слуг, выгнать наглеца.

Говорят, однажды, снедаемый любопытством Глум, пробрался в дом и даже нашёл там какие-то записи, а после отправился куда-то в Скалистый край... Но это уже совсем другая история.

Прием работ завершен