Плач

- Все бы ничего, только мелкая она какая-то, - поскреб бороду кузнец Форг. – Худенькая. Вот.
- Ага, - согласно кивнул молочник Пай. – Вы это... молока дам, приходите ко мне каждое утро, козьим угощать буду, теплым, чтобы крепче росла.
- Вот, а я о чем? – Форг поднял указательный палец кверху. – Меч держать не сможет в руках с такими нежными пальчиками.
- Кхм.. - задумчиво хмыкнул мастер оружия Хао. – Я могу тренировать ее, конечно, когда подрастет. – Но, что-то мне подсказывает, что девочка не станет воином. Пяточки крепкие, ручки.. ну и что, что мелкие? С легким мечом даже ребенок справится. Но глаза у нее странные, таких сроду не видывал. Нет, не воином будет…
Дородная портниха Ульма растолкала мужиков в сторону от колыбельки и широкая улыбка осветила ее лицо, когда она увидела прехорошенькую новорожденную. Малышка сучила ножками и ручонками, хватая краешек пеленки, и корчила забавные рожицы гостям. А глаза действительно были странные. Все новорожденные приходили на свет голубоглазыми или синеглазыми, а у нее глаза отдавали цветом густой листвы орехового дерева.
- Ну, что вы раскудахтались как куры? – Ульма встала на защиту малышки. - Красавицей будет, это и слепому коню ясно. А, если вам она не нравится, так я ее к себе в ученицы возьму. Будет первой девушкой на деревне, когда вырастет, и нарядами себя обшивать. Как вы ее назвали?
Родители, стоящие чуть позади гостей, смущенно покраснели. Уже немолодые Айна и Рав, были безумно счастливы дочери, которую ждали больше двадцати лет. И праматерь Шеара благословила их чудесной малышкой, которую они полюбили беззаветно, с первого взгляда. И что, что глаза необычные? Родился же у пахаря Митры сын с родимым пятном на плече, да таким диковинным, что вся деревня смеялась и приговаривала, видать о воинах в наплечниках мечтала мать в час зачатия.
- Ну, как вы ее назвали? – Ульма нетерпеливо притоптывала на месте, желая взять малышку на руки. Но пока не назовет по имени, нельзя прикасаться к ней, ибо злые ветры похитят разум новорожденного, так как безымянные дети беспомощны перед темными силами, и это всем известно. Только родители, давшие жизнь могут без страха прикасаться к чаду, ибо кровь у них одна. А чужие, и со злым умыслом могут навредить.
Айна подошла к колыбельке и с любовью взглянула на дочь, терзавшую пеленку.
- Не придумали мы имя ей, что не назовем, дитя не откликается на него никак.
Ульма задумчиво прикусила губу.
- А повитуха что сказала? Она ведь взяла ее первая на руки?
Айна растерянно развела руками.
- Гредея сказала, что такую девочку надо назвать невиданным именем. А мы люди простые, знаем только вот те имена, что в деревне есть.
- Хм… - хмыкнул мастер Хао..
- И не говори, - молочник задумчиво жевал свой толстый как колбаска палец, стараясь вспомнить хоть одно странное имя.
- Дааа.. – вздохнул кузнец Форг. – Надо же..
Одна Ульма не растерялась.
- Может, повитуху и спросим про имя? Уж она- то ведает неведомое?
Но Гредеи не оказалось в избушке возле леса. В деревне приговаривали, что ушла она далеко в степи, в сторону мертвых курганов, чтобы звезды свои считать и трав редких набрать, на зиму. Все знали, что ее одолевают боли в пояснице холодными снежными ночами, и только степные травы да жала огромных ос–зигредов помогают забыть о болезни.
Так и баловали девочку Безымянкой, пока однажды вечером, через четыре новые луны, повитуха не появилась на пороге дома, незвано – негаданно.
- Я так и знала, - прокаркала старуха, опираясь на старую клюку. – Дитя без имени ходить будет, словно зверь лесной.
Рав поклонился гостье в ноги. Если бы не она, потерять бы ему в одночасье и жену любимую, и дочь единственную.
- Уважь нас, ведунья, присядь, - и указал на место во главе большого дубового стола. - Молоком угощу, горячее, козье.
Старуха откинула с плеч огромную теплую шаль, и оттолкнула хозяина дома.
- Потом пировать будем. Дайте на девицу вашу глянуть.
Малышка лежала в колыбельке, с любопытством озираясь по сторонам, и совсем не испугалась, когда ведьма нагнулась к ее личику, выпучив единственный глаз.
- Красавицей будет, – хрипло выдала старуха. – Ну, скажи бабке хоть что-нибудь, дитя безымянное.
Девочка молчала, и, неожиданно для всех, улыбнулась.
- А глазищи-то какие, прямо как у лани лесной, - улыбнулась в ответ Гредея.
Хлоп! Ведунья нагнулась слишком близко, пухлая ручонка залепила ей несильную оплеуху по щеке, и радостно загукала.
Родители в ужасе отпрянули, и испуганно взглянули на Гредею. А ну, как надумает злое старуха и проклянет дочку, и не сложится у ребенка жизнь, или онемеет навечно? Несколько мгновений тишина тягостно давила на плечи, как вдруг ведьму затрясло. Сначала мелко, а потом все сильнее, и неслышное хихиканье перешло в хриплый хохот. Повитуха смеялась.
- Так и будешь зваться озорница, Ланью, - прокаркала она сквозь смех. – А озорницей будешь, это я говорю.
Малышка, довольная, пустила пузырь в ответ, а Рав и Айна скрестили пальцы за спиной, чтобы отогнать мысли недобрые у старухи, чтоб позабыла бабка обиду нанесенную девочкой несмышленой.

Как в воду глядела старуха.
Лана, как называли ее все, росла бойкой и живой девочкой. Носить платья и девчачьи наряды соглашалась только на ярмарки. А когда стукнуло ей восемь лет, чуть не убежала из дома, услышав у бродячих шутов о месте, где обучают наемных убийц. И только мастер оружия Хао сумел отговорить ее, рассказав, что существует такое место, но девочек туда не берут.
Не успели родители вздохнуть облегченно, как по осени свадьбу сыграли в деревне, и, увидев, как новобрачные прыгают через костер, Лана смастерила себе венок из полевых цветов, выпросила у портнихи Ульмы лент разноцветных, и чуть не спалила всю деревню напрочь. Подговорила всех мальчишек и подружек зажечь небольшой стог сена у околицы и прыгать возле него, так потом всей округой тушили пожар, даже стражников пришлось звать на подмогу.
Вечно пропадала где-то, возвращалась, когда уже и собаки не лаяли на прохожих, чумазая и голодная, а вставала раньше кур в сараюшке.
Мать не жаловалась на дочь, прилежная росла. И что, что встает раньше всех в доме? Так успевает коров на выпас выгнать, да птицу из курятника выпустить. Приходит поздно? Зато приходит с лукошком грибов или ягод лесных, да таких крупных и отборных, что слюнки текут, только глядя на них.
Кем она вырастет, тоже было загадкой. И в лес по ягоды хорошо ходила, и за домом смотрела как добрая хозяйка, да и скотина домашняя слушалась ее. Только видно было, делает она все это без души, не по желанию, а потому, что так надо.
Когда девочке стукнуло десять лет, Айна отвела ее к портнихе, чтобы хоть как-то занять свободное время. Пусть лучше учится ткать, прясть, да и не будет золотом платить, когда платье новое захочет. На время девочка вроде бы успокоилась, и прилежно сидела с Ульмой у окна, считая петли, разрезая ткань на цветные ленты, но Гредея недоверчиво ухмылялась, когда деревенские заходили к ней в избушку, и рассказывали обо всех сплетнях.
Но скоро Лане наскучило портняжье дело, да и Ульма призналась, что схватывает девочка все на лету, но не быть ей деревенской портнихой, не любо ей это..
И опять начались шалости. То всех собак дворовых впряжет в санки зимой и потом, сиди, распутывай упряжь и вызволяй своего пса. То под новогоднюю ночь вырядится медведем, и давай пугать молодух у колодца до икоты, да так, что приходилось ведьму звать, и испуг заговаривать.
А однажды, когда соседский мальчишка обозвал ее Безымянкой, не спала несколько дней кряду, пока не подкараулила его, и не обрила голову как овце по весне. Над парнишкой потешались долгое время после этого. Знамо ли дело, девчушка парня наказала.
Деревенские смотрели сквозь пальцы на шалости девочки, зная, как долго ждали ее появления на свет, терпели ее выходки, жалея родителей, но прочили безрадостное будущее.
Дескать, вырастет Ланка, охомутает ее кто-то из деревенских парней, притащит за косы в свой дом, а там уж слушаться надо будет, ибо муж есть хозяин и государь в глазах жены, и слово его закон. Все согласно кивали, и ждали, когда же появится жених, который сумеет успокоить озорницу, и только Гредея хрипло посмеивалась, слыша такие разговоры.
Айна и Рав неоднократно упрашивали старуху погадать на рунах, сказать им, что ждет дочку ненаглядную, но ведьма отказывалась. Ей самой было любопытно, чего опять начудит малышка и что из нее вырастет, а родители с ужасом ждали ночи совершеннолетия, боясь, что дочке пришлый из соседних деревень заморочит голову, или еще хуже, никто замуж не позовет.
Кому такое добро неуемное надобно в хозяйстве, которое или хату спалит, или мужа до икоты напугает, оборотнем лесным обрядившись?
А Лане было все равно до деревенских пересудов. Все также вставала рано утром, кормила птицу во дворе, выгоняла коров на луг, и пропадала на весь день в лесу.
Встревожилась Айна, когда заметила, что дочь приносит уже половину лукошка, наспех собранных ягод, вперемешку с листьями или землей, как будто гнался за дочерью зверь дикий..
Уж не затревожил ли кто-то девичье сердце, испуганно подумала мать, и кинулась к колодцу, где весь день куковали деревенские сплетницы, которые знали все обо всех, но вернулась еще в большей тревоге. Никого из мальчишек Лана не приветила, а если и замечала, так только чтобы дать тумака или подзатыльника покрепче.
До соседней деревни полдня пути, вряд ли дочь бегает весь день только для того, чтобы урвать короткий час с парнишкой из пришлых. Айна решила поговорить с мужем, но тот недоуменно пожал плечами, выказав жене, что он дочери верит, и вряд ли она опозорит свою родню, обегая парней, да еще и чужих.
На все вопросы Лана отмалчивалась или переводила разговор в другое русло, еще сильнее пугая мать. Но, пока нет беды, то и кликать ее не стоит, и Айна решила подождать, уповая на старую поговорку, когда все тайное рано или поздно становится явью.
А на самом–то деле, девочка мать не хотела пугать. Прослышав в деревне о том, что некоторые женихи и мужья воспитывают свои половины кулаком, Лана долго выспрашивала у матери, прежде чем решиться пойти в обучение, бьют ли женихи невест своих, и Айна сдуру ляпнула:
- Еще как бьют.
Не хотелось девчушке быть битой, посему, решила она, не дамся в обиду, и на два года нанялась в ученицы к егерю. Старый плут, некогда умелый воин и следопыт, требовал с ученицы половину убитого зверья и пушнины, и по одной корзине ягод в день, потому Лана еле успевала приносить что либо домой.

В тот год Лане стукнуло семнадцать лет, и осенью, Айна с Равом поехали на большую ярмарку, взяв дочь с собой. За неделю до праздника вся деревня гудела, девицы на выданье завалили Ульму работой, а местный торговец довольно потирал руки, не успевая выкладывать на прилавок цветные ленты и ткани. Каково же было его удивление, когда за пару дней до ярмарки, под вечер, в лавку зашла Лана, как всегда чумазая, но угрюмая, как туча перед бурей.
Девушка долго щупала ткани, пока не выбрала зеленую в мелкий белый цветочек, и еще лент белых набрала дюжину, да серьги под цвет. Лавочник долго хихикал, представляя себе, как Айна и Рав насели на дочурку, пока уговорили ее приодеться по-человечески.
Два последующих дня Лана безвылазно сидела в своей стороне дома, и не разрешала никому входить к ней, только потребовала большой старый щит, начищенный до блеска, в который все гляделись на праздники.
Утро ярмарки выдалось холодное, мрачное, дул холодный ветер, и пришлось накинуть теплые одежи. Рав запряг лошадей в легкую повозку и накидал мягких мешков сена внутрь, чтобы жене и дочери было удобно сидеть.
Лана вышла из дома, укутанная в шубейку и платок, да так, что только глаза и нос были видны. Буркнув что-то в ответ на приветствие отца, девушка уселась в повозку, и всю дорогу до ярмарки сидела, нахохлившись, как ворона под дождем, изредка что-то отвечая на попытки матери разговориться.
Когда повозка подъехала к большому полю, выглянуло солнце, и парни скинули теплые куртки, щеголяя новыми яркими рубахами. Их матери стояли в сторонке, горделиво обсуждая достоинства сыновей, и поглядывали, кого из девушек можно в невестки присмотреть. Некоторые открыто обсуждали, сколько приданого хотят за невесткой, даже торговались.
Лана медленно вылезла из повозки, и шла за родителями, понурив голову. Девушка напрочь отказалась снять шубейку и платок, и плелась следом, не поднимая взгляда от дороги. Она не любила все эти сборища. Как всегда, сейчас старухи вспомнят о том, как еще ребенком, она чуть не спалила родную деревню, или как посадила синяк под глазом их сыну или дочери.
Айна и Рав здоровались с соседями, подходили к жителями из других деревень, кого знали, и все пытались растормошить дочь, да уговорить снять с себя теплую одежду, но тщетно.
Ярмарка получилась большой и шумной. Тысячи людей из округи привезли свои товары, надеясь на добрый торг. Наспех сколоченные лавки пестрели тканями и лентами всех цветов радуги, кожевенники звенели сбруями, зазывая покупателей, большая толпа собралась у охотничьих рядов. Рав украдкой поглядывал на дочь, надеясь, что хотя бы тут Лана оживится, увидев диковинные товары. А посмотреть было на что: теплые безрукавки из мехов саблезубых тигров, боты из кожи другхаргов, туфельки из кожи невиданного морского чудища гурральдия. Но девушка шла мимо рядов, не глядя на прилавки.
Посреди поля стоял деревянный помост, на котором кувыркались шуты в разноцветных ярких курточках. Вот карлик в шапке с бубенцами подкидывает дюжину яблок, хитро смешивая их в воздухе, не роняя ни одного. А вот девица в коротком платье до колена выплясывает, чудно играясь с горящими факелами. Силач с голым торсом поигрывал огромным молотом, зазывая желающих померяться с ним силой.
Шум и веселье, люди праздновали окончание страды, когда все колосья в полях собраны, отмолочены, и спрятаны в мешки в темных каморках, когда грибы засушены на зиму, а ягоды давно сварены в добрый квас или темное как кровь, вино.
Рав и Айна остановились у лотков со сладостями, и купили сладких пирогов. Лана, почти не прикасавшаяся к еде последние дни, почувствовала, как проголодалась, и взяла пирога с зайчатиной. Только вот пришлось снять платок, чтобы поесть, и мать удовлетворенно отметила, что дочь и впрямь выросла красавицей. Длинные волосы были заплетены в простую косу, но это простота и привлекала внимание, в ушах покачивались изящные жемчужные серьги, на щеках играл легкий румянец. Только мрачное выражение лица портило все, и видно было, что Лане совсем неохота сейчас бродить по ярмарке.
Они вернулись на сторону поля, где расположились жители их деревни, и родители смешались в толпе соседей. Лана осталась одна.
Она все еще жевала свой пирог, когда на поле въехал конный отряд воинов. Статные парни в боевых доспехах неспешно расседлали коней, сняли куртки, о чем-то поговорили, и разбрелись во все стороны, оставив одного сторожить их добро.
Девушки тотчас стали прихорашиваться, выставляя напоказ новые наряды и призывно улыбаясь приезжим парням. Что и говорить, во все времена женщины искали сильное плечо, на которое можно опереться и которое защитит, а кто сможет защитить лучше, чем настоящий воин?
- Эй, красавица, ты чего грустишь одна?
Девушка не сразу поняла, что это ей говорят, растерянно повернулась посмотреть, вдруг за ее спиной стоит какая-то красавица, и удивленно посмотрела на незнакомого ей воина. Даже жевать перестала.
- Чего вылупилась, Безымянка? – рядом стоявший парень из ее деревни припомнил обидное прозвище, и девушка признала в нем некогда обритого соседа. Хоть он и вырос, да и был на пару лет старше, но ее с давних пор невзлюбил, и постоянно искал повода уколоть побольнее.
Лана смутилась, и попыталась скрыться в толпе, исчезнуть, но незнакомец быстро догнал ее и схватил за руку.
- Куда ты, чудная? Аль напугал я тебя чем?
Непривычно было, она почувствовала жар его ладони даже сквозь шубейку, прикосновение чужой руки испугало ее сильнее, чем, если бы она столкнулась лицом к лицу с диким зверем в лесу. Она дернулась, споткнулась, и неуклюже повалилась под ноги боевому коню.
Животное перепугалось, всхрапнуло, дико вращая глазами, и последовал меткий удар копытом в висок девушки.
- Лекаря! – заорал воин не своим голосом. – Лекаря!

Туман. Не осенний, обычный, а какой-то нехороший, будто с могильников потянуло. Неясные фигуры маячили в том тумане, она чувствовала их злые помыслы даже сквозь молочную дымку. Будто кто-то открыл дверцу в ее мозгу, запертую до сего часа, и она услышала их мысли:
- Крови… Крови… Темный идет..
Чьей крови? Какой крови?
Туман расступился, и темная фигура приблизилась. Почему не пошевельнуть ни рукой, ни ногой? Праматерь, помоги! Фигура подошла еще ближе, странные огненные прожилки перебегали по ее телу, от него веяло печкой. Печкой? Да, от него шел такой же жар, как от раскаленных углей.
- Крови.. Крови… Время смерти…
Фигура нагнулась, и она увидела пристальный взгляд незнакомых глаз. Чужие глаза, злые, в них смерть. Но и он не жилец, за ним видна была его же тень, отделившаяся от тела, и убегавшая в противоположную сторону. Смерть?
Фигура нелепо качнулась, протянула руки к ее лицу, и сомкнула пальцы на ее тонкой шее. Воздуха.. О, Боги, дайте воздуха.. Грудь вскипела от боли, легкие готовы были лопнуть от напряжения, а пальцы судорожно пытались отодрать от кожи смертельный захват. В глазах потемнело, сознание медленно улетучилось, и… и тут же в грудь попал глоток свежего воздуха. немного попахивающего конским навозом, а хватка чужих рук на шее исчезла.

- Она приходит в себя...
- Расступитесь, люди, забаву новую увидели?
- Лана, доченька, как ты?
- Опять Безымянка отличилась..
- Ну, вот, а говорили, зря лекаря зовем..
- Эй, красавица, ты жива?
Материнские объятия приняли дочь, и согрели ее своей особенной, неповторимой теплотой. Что случилось? Кто эти люди? Чего они глазеют на нее, как на ярмарочного уродца? Ах, да, ярмарка.
Родители осторожно посадили ее на мешок с сеном, видано ли дело, выжила дочурка после ударом копытом по голове.
- Чудо несказанное, - молвил воин. – Сам видел, как конь врагов в бою копытом на тот свет отправлял. Винюсь, не углядел за конем, хоть и приставлен был к ним.
Айна горестно вздохнула.
- Рав, поехали домой, шут с ней, с ярмаркой этой. Лану уложить надо, да Гредею позвать.
Воин переминался с ноги на ногу, уж каким виноватым он себя чувствовал.
- Позволите, я проведу вас до дома? Помогу хоть так.
Но он не мог отъехать, так как все его товарищи еще не вернулись, а оставлять лошадей и поклажу без присмотра нельзя было.
Айна махнула рукой, мол, Шеара рассудит, иди с миром, воин, Рав развернул повозку, и направился в сторону дома. Лана, с огромным синяком у виска, лежала на мешках, и все еще не могла вымолвить ни слова.
- Но, родимые, домой!
Свистнул кнут, Рав цыкнул на лошадей, и они выехали с ярмарки.

- Сколько … я была… в темноте? – голос все еще не слушался, и дрогнул, слегка хрипло. Она даже попыталась встать, но не получилось. Как только девушка подняла голову, темные круги засверкали в глазах. Почти всю дорогу она спала, но сон не освежил, а наоборот, вытянул все оставшиеся силы.
- Ой, лежи, доченька. – Айна заботливо укрыла дочь теплой дерюгой. – Уж к вечеру дело идет. Как упала ты, солнце было над головой. Мы уж думали, потеряли мы тебя, чадо. Но лекарь сказал, что еще не пришло твое время, и наказал ждать. А теперь уж вот закат скоро.
Лана обессилено откинулась. Столько времени она провалялась в беспамятстве? Но мысль не успела закончиться. Внизу живота нарастало чувство дикой тревоги, сердце бешено забилось, с губ был готов вырваться животный рык. Предчувствие чего-то страшного затопило сердце.
Лошади резко остановились, Рав чуть не вывалился из повозки, Айна еле успела ухватить его за тулуп, а Лану завалило мешками с сеном. Мешок картошки повалился прямо на голову, и девушку накрыло темнотой.

Резкий противный запах ударил в ноздри, в глаза яркое пламя свечи, и на нее уставился жуткий выпученный глаз. Пахло свежими травами, пряностями, свечным воском, и еще чем-то, неповторимым… Запах, она знала его с самого детства.
- Слышишь меня, озорница?
Девушка облегченно вздохнула, и насилу привстала, прижавшись к старухе, оплела ее тонкими ослабленными руками.
- Гредея, бабушка…
Старуха помялась, закашляв, и похлопала девушку по плечу.
- Ну, ну, девочка… пройдет и это…
- Почему мы в твоей избушке, бабуля?
Гредея невидяще посмотрела в ночь, сквозь слюдяное окошко. Рука все еще мягко похлопывала девушку по плечу.
- Лань, девочка моя… Мне горько быть вестницей смерти.. Айна и Рав..
- Ты лжешь… – она не дала старухе договорить, все поняла сразу же. - Ты лжешь! – но сердце говорило, что это правда. Там зияла пустота, которой утром не было, и эта пустота ныла, и ныла, и не давала дышать, и все росла, и там, в груди, закипела боль, забурлила, и горячие слезы полились тяжелым ручьем, размывая грязь и запекшуюся кровь у виска.. Иссяк ручей не скоро.
Гредея заботливо укрыла ее плечи, протянув кружку с горячим ягодным вином. Лана выплакала все свои слезы, глаза опухли, но источник боли не пропал.
- Как я сюда попала?
Гредея отошла к печурке, и стала помешивать какое то особо вонючее зелье.
- Привез тебя парень… ладный такой… на руках принес…
Лана вскинула глаза:
- Какой парень? С деревни?
- Нет, не наш… Одежа на нем из иномирья, и доспехи, и меч чудной такой, изогнутый. Воин вроде, да и знак клановый углядела на ём.
Девушка чуть не поперхнулась горячим вином.
- А где он?
- Уехал, сердешный, как завыла ты, так и уехал. Растерянный, все себя винил. Говорил, не напугал бы тебя, не упала бы ты под лошадь, не пришлось бы тебя домой везти, Айна и Рав были бы живы. Уж кручинился, словами не передать.
Лана долго молчала, прежде чем задать страшный вопрос.
- А что случилось?
- Война, девочка моя, страшная война идет на нас. Айна и Рав…

Лошади резко остановились, Рав чуть не вывалился из повозки, Айна еле успела ухватить его за тулуп, а Лану завалило мешками с сеном. Мешок картошки повалился прямо на голову, и девушку накрыло темнотой, это и спасло ей жизнь.
Черные люди выскользнули из леса, в черных одеждах, верхом на черных невиданных зверях, красноглазых, а из пастей полыхали языки пламени.
Главный, пузатый мужик, что-то прокаркал на незнакомом языке, двое слезли со своих огромных псов, подошли к повозке, и принялись копаться в мешках.
- Не трогайте ее! – Айна кинулась защитить самое ценное, что у них было, дочь, а муж молча схватил тяжелый железный прут, которым отбивался от голодных волков не единожды. Один из копавшихся в мешках лениво взмахнул кулаком, и бедная женщина повалилась под копыта лошадей. Рав даже вскрикнуть не успел. Удар дубинки по затылку жестоко, но безболезненно оборвал ему жизнь.
Мешок с картошкой черные забрали с собой, и еще окорок, завернутый в чистую холщовую тряпку. Напоследок один из них взглянул на казавшееся бездыханным тело девушки, вспомнил кое-кого, и, улыбнувшись своим мыслям, сдернул жемчужное ожерелье с ее шеи. Серьги он не увидел, из толстой косы выбились пряди волос, спасшие девушку от порванных мочек ушей.
Темное небо разрезал крик ночной птицы, тишина, мертвая тишина, изредка нарушалась тихим ржанием лошадей. Если бы не мертвые тела, одно на козлах повозки, и другое возле копыт старой кобылки…

Стражник долго задавал вопросы, пытался понять, что же на самом деле случилось на дороге, причем так близко от деревни, но внятных ответов не получил. Лана никого не видела, так как лежала без сознания, а воин, нашедший их, уехал, и даже имени своего не оставил.
- Что за знак у него на куртке был?
Девушка зажмурилась, пытаясь вспомнить.
- Вроде как щит, два скрещенных меча, и копье посередине, а на рукояти копья волчий хвост.
- Хм.. – стражник задумчиво жевал губу. – Не видел такого. Ты, девочка, береги себя, сиротой осталась. Украли припасы, твое ожерелье, значит, воры какие-то. Найдем обязательно, обещаю.
Гредея недоверчиво хмыкнула, и прикрыла за стражником дверь.
- Не найдут они никого. Не воры это были, а темные, огневики.
Лана встрепенулась.
- Бабуля.. какие темные? Ты о ком?
Старуха присела на край кровати, погладила девушку по плечу.
- Мнится мне, бабке, что огневики пересекли большую воду и пожгут много земли, молодость вспомнила. В то время они страшно лютовали. Убивали всех на своем пути, народ попрятался за городские стены, да не выходил неделями, даже поохотиться или в огородах копать. Снаряжали целые отряды охотников со стражей, чтобы за несколько часов хоть немного еды добыть, а обозы охраняли как зеницу ока, жизнь людей тогда на волоске висела.
- А ты, как ты пережила то время?
- Выжила, это главное. На, попей отвара, а то синяк у тебя страсть какой жуткий.
Лана морщилась, варево было горькое, обожгло язык, но шум в голове рассеялся, и немного полегчало. Что-то важное крутилось в голове, она хотела спросить ведьму, но рука обессилено упала на одеяло, тело стало легким, словно перышко, а мысли улетучились далеко- далеко. Веки отяжелели..
Гредея смотрела, как девушка засыпает, погладила ее еще раз по щеке, тяжело вздохнув, и отошла к своей печурке погреться, кости ломило в прохладные ночи.
- Эх, напьешься ты еще горечи, доченька, как бы уберечь тебя от этого?

Конь недовольно фыркнул, когда первые капли дождя посыпались с неба, мотнул головой, требуя укрытия. Ночью в лесу останавливаться небезопасно, совсем рядом ухнула сова, потом послышалось хлопанье крыльев, и где-то недалеко завыл волк, вышедший на ночную охоту.
Он вздрогнул, когда холодная капля воды заползла за воротник, и улыбнулся про себя, услышав голодное урчание в желудке. До ярмарки оставалось совсем немного, когда небесные хляби разверзли свои врата, и холодный осенний ливень намочил теплую меховую куртку.
Путник чертыхнулся, и пришпорил коня, выехав на высокий холм. А вот и огни ярмарки видны, там он найдет и тепло, и еду.
Стражник появился из ниоткуда, подъехав к нему верхом.
- Ты чего плутаешь по ночам? Аль задумал что злое? Добрые люди давно спят.
Путник улыбнулся одними уголками губ.
- А ты сам, с добрыми или недобрыми мыслями плутаешь?
- Служивый я, ты кто?
После недолгих объяснений стражник исчез также неожиданно, и он подъехал к воротам ярмарки, где его еще раз допросили, и только потом открыли ворота, пропуская на широкое поле.
Среди сотен палаток и наспех отстроенных лавок не так легко было найти нужную, пришлось спешиться, и спросить у редких прохожих, где стоит отряд клана. У большой, освещенной факелами лавки валялся пьяный мужик, рядом с ним лежала здоровенная лохматая псина. То ли дворняга решила погреться, и прилегла рядом, то ли его собака, и стерегла от грабителей, непонятно.
Еще чрез две палатки он увидел горевший красный фонарь, и на стук копыт коня, на улицу выскочила полураздетая девица, зазывно выставив ногу. Ночные красотки никогда ему не нравились, от них пахло потом, дешевой брагой, и еще чем-то, необъяснимым. Так пахнут чердачные комнаты на постоялых дворах, пылью, сыростью, и чем-то сладковатым, этот запах не спутать в другим. Он вежливо улыбнулся, и отказал, продолжая поиски.
Сердце глухо ударило в грудь, когда, наконец, он заметил клановый флаг, гордо реющий на ночном ветру, а волчий хвост даже под дождем смотрелся красиво. Вот он и дома.
Часовой у входа в палатку прикорнул, опершись о копье, и путник не отказал себе в удовольствии дернуть его за ухо. Парень спросонья чуть не свалился от неожиданности, быстро пришел в себя, и было, набросился на него с кулаками, но признал своего и радостно обнял.
- С таким часовым к утру клан голым останется.- улыбнулся путник.
Воин расхохотался в ответ:
- А ты попробуй перышко вынеси, там посмотрим. Проходи, давай, а то холодно.
Прямо у порога он чуть не наступил на спящих бойцов. Да, правила не изменились, вход перекрыт младшими бойцами рекрутами, спящими на полу, и незаметно не пробраться внутрь никак.
Десятки глаз угрожающе уставились на него, руки уже нацелили оружие, он даже почувствовал холод ножа у своего горла, когда часовой просунул голову в палатку и промычал:
- Свой, пропустить.
Оружие тотчас исчезло, взгляды стали дружелюбными, и молодняк расступился, чтобы он смог пройти вглубь.
Вторая комната была намного просторнее первой, посередине, в сложенном из камней кругу, тлели угли, освещая мягким светом спящих на шкурах бойцов. Справа спали девушки, их отделяла небольшая полупрозрачная штора, а ребята разлеглись, где попало.
Он медленно ступал между спящими телами, но того, кого он искал, не было видно. И тут заметил вход в небольшую комнатку, прикрытый медвежьей шкурой. Знакомые щегольские сапоги за порогом только подтвердили его догадки, а кокетливо выглядывающая из-под шерстяного покрывала ножка убедила его окончательно.
Он осторожно прикрыл девушке рот, когда та дернулась полураздетая и чуть не закричала, показав ей, что не вооружен. Спящий рядом с ней парень даже не повернулся, а что-то невнятно пробормотал во сне, и только рука невзначай полезла под подушку.
Через мгновение у горла ночного гостя опять оказался нож, второй раз за такое короткое время.
- Милая, зажги свечу, она прямо рядом с тобой.
Хозяин палатки не убирал ножа, пока в свете зажженной свечи не увидел синие, как летнее небо, глаза и смешливую улыбку. Он тут же отбросил нож на пол, и кинулся обнимать гостя.
- Брат, как я по тебе соскучился!
- Так соскучился, что чуть не прирезал?

- Говорю тебе, что-то в ее взгляде такое, аж в душу проникает. И, по моей вине, она чуть не погибла…
Редем сокрушенно качнул головой. Уже несколько часов они сидели за флягой вина, и обсуждали последние новости, после того, как хозяин комнаты выпроводил свою ночную гостью.
- Да ты влюбился, братишка, в очередной раз. Только… это ведь не она сейчас была с тобой под одеялом?
Синеглазый тихонечко хохотнул, хлопнув парня по плечу. Редем махнул рукой.
- Нет, тут не любовь. Она какая-то… мм.. особенная.. Видел бы ты ее глаза, громадные, зеленые, и с длиннющими ресницами. Я сроду не встречал таких. И лик, как не от мира сего, узкий, и одновременно решительный. Выглядит как дикарка, будто из лесу только что удрала.
Старший призадумался.
- Зеленые глаза, говоришь? Занятно…
Но не успел ничего добавить, шкура, прикрывающая проход, отодвинулась, и в комнату ввалилось четверо воинов в полном боевом облачении.
- Колдун, старина, ты вернулся!
- Как дела на границе?
- Дружище, наконец-то, вернулся!
- Ааа! Заблудший сын вернулся!
- Рассказывай, какие новости?
- Ты навсегда, или как?
- А чего мы стоим? Вина наливайте!
…………
Утро выдалось солнечное, но в воздухе витало что-то недоброе. Все прослышали о нападении на кузнеца и его семью, многие сокрушались, и сожалели о погибших, многие заторопились домой, собирая большие обозы, ибо так было безопаснее.
Но многие решили остаться, ибо именно сегодня начинались турниры, и с раннего утра на поле въехало еще десяток клановых отрядов, к вечеру ожидалось еще больше. Что и говорить, кубки победителей были в цене, любой воин почел бы за честь привезти, если не золотую, то хотя бы серебряную или медную чашу домой.
Колдун проснулся поздно, он впервые за две недели смог отдохнуть спокойно, и пару мгновений растерянно моргал глазами, не понимая, где находится. Дом, пусть и походный, но дом. Широкая счастливая улыбка осветила лицо, он потянулся до хруста в костях, и откинул шкуру.
- Долго же ты спишь, братишка…
Редем сидел на полу, его руки были в какой-то синей мази по локти, чистой тряпицей парень вычищал бляхи на своем боевом поясе, готовился к турниру. Редем, даже на битвы готовился как на свадьбу.
- Пойду-ка я помоюсь, будем обедать. Завтрак ты уже проспал.
В палатке было тихо, все давно ушли на ярмарку, или тренировались на ристалище, поэтому он позволил себе еще немного поваляться в теплых шкурах, нечасто удается понежить свое тело, жизнь на границе суровая штука.
Но желудок дал о себе знать громким урчанием, Колдун встал, ища, куда младший брат запихал его одежду. Ага, как всегда, штаны валялись в углу, возле сундука, куда он кинул их ночью, но, видимо, сползли. Рубахи нигде не было видно.
Шаги за спиной возвестили о том, что Редем умылся, и придется, как всегда, всыпать ему за то, что раскидал одежду по всей палатке.
- Куда ты подевал мою рубаху?
Тяжелый вздох, столь непохожий на брата, заставил его резко обернуться, и столкнуться с воином, укутанным во всем черном. Привычки не забываются за ночь, поэтому Колдун, обернувшись, уже держал в руках остро отточенный меч.

- В таком виде ты бы впечатлил какую-нибудь девицу, но не меня, брат мой.
Черная фигура поклонилась, дотронувшись рукой до сердца.
- Алаххад, дружище, и ты приехал!- он радостно поприветствовал друга, отбросив меч на шкуры ложа.
Гость откинул капюшон, его серые глаза светились весельем, но он не забыл о законах учтивости, и еще раз поклонился.
- Дом Номадов приветствует тебя, и я рад, что нашел тебя в добром здравии, брат мой, хоть и раздетым.
Колдун поклонился в ответ, рассмеялся, и обнял старого друга.
- Дай мне одеться, не люблю голым перед гостями сидеть, потом пойдут сплетни о том, что постарел, разжирел, и все такое.
Алаххад вежливо отвернулся, разглядывая на стене щит, который и так ему был знаком до мельчайших деталей, и задал неожиданный вопрос.
- Старик, я слышал, твой брат вчера какую-то странную девицу спас.
- Ыхым, оусудим это за оуедом, а то я голоден как уолк - раздалось мычание из-под рубахи.
Старая не нашлась, поэтому пришлось одолжить у брата чистую, пока не приведет в порядок свои вещи. Колдун взял в сундуке все, что нужно, и, накинув плащ, так как на улице было свежо, и вместе с другом направились к ближайшей корчме. Редем догонит, он передал через часового, где их искать.
В корчме было шумно и дымно, воины разных кланов обсуждали предстоящий турнир, наемники сновали туда-сюда, предлагая свои услуги для боев, кто-то с кем-то спорил, кто-то уже праздновал. Но, когда они вошли, на мгновение наступила тишина, затем раздались учтивые приветствия. Алаххад, несмотря на свои юные годы, был известным воином, многие желали бы носить его знак на плече, но только лучшим удавалось побрататься с ним.
Они выбрали стол в дальнем углу, чтобы никто не мешал, и подозвали корчмаря.
- Мяса с пряностями и кувшин горячего вина с медом. На троих.
Корчмарь, если и удивился, увидев всего двоих, ничем не выдал своих чувств, принес кувшин вина, глиняные кружки, подобострастно поклонился, и исчез на кухне.
- Ну, рассказывай… Что там за девица?
Пахучее вино приятно ударило в голову, Колдун сделал еще глоток, и, только после этого ответил:
- Редем говорит, что она похожа на дикарку, у нее необычное лицо и зеленые глаза.
Алаххад задумчиво отпил из своей кружки:
- Зеленых глаз давно не рождалось на этой земле. Это все?
- Нет, не все, - раздалось над их головами. Редем расстегнул куртку, и подозвал корчмаря.
Тот не замедлил появиться.
- Воды мне принеси, родниковой, и пирога с ягодами.
Колдун удивленно вскинул бровь.
- Ты не пьешь вина?
Младший усмехнулся:
- У меня сегодня поединки, забыл?
Корчмарь принес воды, за ним, с подносом тарелок с дымящимся мясом, следовал служка.
Алаххад нетерпеливо барабанил пальцами по столу, пока раскладывали тарелки, и облегченно вздохнул. когда они остались одни.
- Так что там еще, Редем?
Парень повел плечом, признак беспокойства.
- Ее ударил конь главы, копытом в висок, со всей дури. А она выжила. Мало того, пришла в себя через каких-то пару часов.
Колдун удивленно присвистнул.
- Может, просто везучая ?
- И не только это.. Когда она открыла глаза, мне показалось, что она с того света вернулась, что-то страшное там увидела. А потом.. я поехал за ней, в деревню, и наткнулся на них на дороге. Мать с отцом валялись убитые, а она без сознания. Так вот.. вез я ее к ведунье, она как тряпичная была, руки ноги не держали, в горяяке всю дорогу шептала на незнакомом языке что-то.. Совсем мало на нашем шептала.
Алаххад поддался вперед:
- Что шептала?
- Я не понял, но пару слов разобрал.. Что-то про темных, про кровь, и время смерти.. Странно, в общем.
Колдун молча налил себе вина и одним махом выпил всю кружку. Алаххад, более сдержанный, отпил всего глоток, и взглянул другу прямо в глаза:
- Плакальщица?
Колдун уверенно кивнул.
- Она самая. Ее быстрее надо везти на Адский перевал, иначе бед натворит, сама не ведая.
Редем поперхнулся водой.
- На Адский перевал? Та же одни убийцы.
Номад подозвал служку, бегавшего неподалеку.
- Я скажу, чтоб приготовили лошадей, надо ехать.
Но Редем удрученно покачал головой.
- Я не могу, мне надо на ристалище.
Чертов турнир, мысленно ругнулся Колдун. Выехать тотчас же без разрешения главы нельзя было, а все старшие клана были на ристалище, готовились к поединкам.
- Давайте поедим спокойно, и решим, может, глава отпустит.

Служка выбежал на улицу, чуть не приплясывая от радости. Сам Алаххад попросил об одолжении, да золотой пообещал в награду.
У входа его остановил незнакомец, кутавшийся от ветра в теплый плащ.
- Золотой заработать хочешь?
У парнишки заблестели глаза. Нет, положительно ярмарки вещь хорошая. Еще пару таких дней, и он сможет купить себе охотничью куртку из теплого меха, подбитую железными бляхами, совсем как у воинов.
- Монету получишь, если скажешь, о чем номад шептался с друзьями.
Мальчик удивленно посмотрел на незнакомого мужчину.
- Странное говорили. О девице, которую вчера лошадь ударила.
- Хм.. Занятно. А еще что?
- О часе смерти и каком-то адском перевале. И больше ничего.
Незнакомец довольно улыбнулся, и, кинув ему монету, заторопился в сторону ристалища, обдумывая слова мальчика. Адский перевал, час смерти, девица и лошадь. Что бы это могло значить? Лошадь, это случайность, но Адский перевал место известное, что они там потеряли? И что за час смерти? Что- то смутно знакомое шевельнулось в мозгу. Перевал, смерть, девица, как они могут быть связаны между собой?
И тут же остановился как вкопанный. Плакальщица. Неужели они нашли живую плакальщицу? Не может быть!

Горн возвестил о начале турнира.
Глашатаи, почти охрипшие, выкрикивали имена участвующих клановых домов, имена воинов, сверяли списки участников и список поединков. Низенький толстяк в богато расшитых одеждах что-то яростно пытался доказать распорядителю, пытаясь удержаться на ногах. При этом у него в руке болталась фляга, почти пустая, а в другой, кусок пирога. Сюртук пестрел сальными пятнами, и разводами подозрительного синего цвета. Толстая золотая цепь, поддерживающая почетный орден отцов основателей, качалась словно маятник, вместо того, чтобы возлежать на необъятном животе.
- Барон Муха опять напился.. – глава ухмыльнулась, удивляясь терпению распорядителя турнира.
- Ну. положим, не опять.. – Редем натянул тяжелые боевые перчатки. – Барон всегда пьян.
Он еще раз проверил боевой пояс, поправил мечи на поясе, и шагнул на поле, услышав свое имя.
- Удачи, Ред.
Колдун тоже присутствовал на турнире, но впервые пришел не как воин, а просто посмотреть на брата. Он помнил волнение перед схваткой, когда пальцы сводит от волнения и желания нанести сокрушающий удар, когда тысячи глаз устремлены на тебя одного, и ждут каждого удара, когда трибуны вскакивают в едином реве восторга, и приветствуют тебя одного, будто ты совершил невообразимый подвиг. А на самом деле ты всего лишь провел бой, таких на границе сотни, и никто не забрасывает тебя цветами, и не выкрикивает восторженно твое имя. Там для такой мишуры нет времени, все, что ты успеваешь, это радоваться победе словно дитя, потому что ты выжил.
Колдун грустно усмехнулся. Алаххад, стоявший рядом, безмятежно разглядывал толпу. Сероглазый и смуглый, он привлекал внимание девушек не только тем, что был известным воином и главой дома. Сколько он себя помнил, женщины не обделяли его вниманием, даже когда бегал со своим первым мечом. Одни выкрикивали его имя, другие хихикали и смущенно отворачивались, но равнодушных было мало.
- Не надоело? – глава дома Лесовиков, шутливо толкнула его кулаком в плечо, кивая в сторону девиц.
Алаххад плутовато улыбнулся.
- Как такое может надоесть? Наоборот, мне этого не хватает, когда уходим далеко от города, и неделями видишь только девушек дома, но к женитьбе я еще не готов.
Девушка расхохоталась в ответ, он не выдержал, и засмеялся тоже. Все знали, что Алаххад никогда не оскорбил бы девушку своего клана краткой связью, для этого он слишком уважал их, и ни при каких обстоятельствах не позволил бы никому даже намека на подобное.
- Алаххад, рано или поздно приберут и тебя к рукам.
Номад испуганно отступил назад и вскинул руки, сдаваясь.
- Нет, уж, нет уж.. Лучше поздно, чем рано.
- А ты думаешь, тебя спросят? – Колдун хитро посмотрел на друга.
- Да, как бы, желательно.
Новый взрыв хохота. Удар гонга положил конец веселью, начинались поединки. Девушка непроизвольно дернула плечом.
- Серна, ты не волнуйся за Редема, он хороший боец. – Колдун сжал ее плечо. – Да, и, в конечном счете, это всего лишь поединок.
Серна улыбнулась одними уголками губ.
- Хочется победы.
Редем напряженно следил за движениями противника. Резкий выпад, мягко уйти вбок, подрезать взмах меча, опять увернуться, удар, рука сама потянулась к поясу, когда соперник вскрыл свиток лечения, и серая вспышка смыла зеленое исцеляющее свечение. Соперник на мгновение растерялся, не ожидал такого хода, и ушел в глухую оборону. Еще несколько свитков были вскрыты впустую, Редем не зря изводил мастера клана тренировками всю неделю то турнира, пока не подобрал точное количество необходимых свитков для поединка.
- Победа за воином Леса! – возвестил мастер распорядитель, Редем снял шлем и перчатки, вытер взмокший лоб дрожащей рукой.

ща почитаем-с...

гуд!

Прочитала))) Экстра-класс)))) Мурр-мурр)) Спасибо)

мряф)

Прочитал на одном дыхании, фантазия твоя безгранична а слог складен и мягок))) Мой восторг ,жду продолжения.........Кулл!!!

Серна задумчиво пожевала травинку, пытаясь скрыть волнение.
- А вы уверенны? Адский перевал это не шутки, на магмарскую землю идти придется.
Колдун переглянулся с другом, и кивнул.
- Почти уверенны. Все указывает на то, что в ее венах кровь древних, только она сама об этом еще не ведает.
Аллахад поддержал:
- Если ее не отвезти на Перевал, не зная своей силы, она может загубить кучу народа. Магмары, конечно же, представляют опасность, но мы поедем небольшим отрядом, проберемся незаметно.
Девушка сдалась.
- Хорошо, возьмите все, что нужно и… да хранит вас Шеара. Не рискуйте понапрасну, иногда лучше унести ноги без драки.
Они обняла каждого по очереди, и вышла из шатра. Пусть она и главенствовала над домом Лесовиков, но все-таки была девушкой, и могла прослезиться от волнения, невзначай.
Аллахад довольно потирал руки.
- Боевые тигры оседланы, лошади через горы плохо ходят, так что… в путь.
Глаза Редема довольно блестели:
- Засиделись мы дома, надо ехать!
Люди, идущие навстречу, шарахались в стороны. И слепому было понятно, что они собрались в дальний путь. Редем мечтательно улыбался, Аллахад рассказывал какую-то шутку, Колдун довольно посмеивался, когда они подъехали к сторожке на выезде с ярмарки, пришлось спешиться.
Стражник внимательно посмотрел на каждого, проверил свиток за подписью Серны, удостоверяющий дальнюю поездку, вежливо поприветствовал Аллахада, и задержался возле Колдуна.
- Вы приехали вчера ночью?
Получив утвердительный ответ, лик стража посуровел.
- Нам придется задержать вас по подозрению в нарушении закона Хранителей.
Редем так и остался с раскрытым от удивления ртом, номад отступил на шаг назад, оставляя простор для драки, в случае чего. Один Колдун остался спокоен, и остановил их жестом руки.
- О чем речь?
- По подозрению в обмене золотых монет в обход менял.
Воины удивленно переглянулись.
Аллахад, на правах главы одного из самых известных кланов, потребовал объяснений.
- У вас, наверное, имеются доказательства?
Страж помялся.
- Мы не арестовываем его, а всего лишь задерживаем для проверки. А так как вы не глава этого дома, попрошу отойти в сторону, и не мешать нам.
Редем не вступал в спор, он отошел к кучке ребят, которые глазели на них и показывали пальцами, что-то обсуждая.
- Эй, малец!
Старший из мальчиков подбежал к нему.
Редем покопался в кошельке, и вынул серебряную монету.
- Знаешь главу дома Лесовиков?
Мальчишка утвердительно кивнул.
- Получишь эту монету, если найдешь ее прямо сейчас, и приведешь сюда. Идет?
Он озабоченно смотрел, как стражи заставили брата расседлать тигра, и теперь обыскивали его вещи, копаясь в мешках. Ну, ничего, мальчишка найдет главу, а та не отличалась мягким норовом, когда речь шла о братьях и имени дома.
Аллахад нетерпеливо постукивал носком ноги:
- И, как ты думаешь, надолго это?
Колдун недоуменно пожал плечами.
- Впервые у меня такое, самому бы узнать, с чего такие обвинения.
Стражи все еще копались в мешках, когда из-за шатров показалась Серна с Руфусом, неслись во весь опор верхом.
На полном скаку Руфус спрыгнул с коня, Серна последовала его примеру, и подбежали к ребятам. Руфус кинулся к стражам:
- На каком основании задержаны братья нашего дома?
Глава подошла к ребятам.
- Колдун, не тревожься, сейчас мы все решим.
Стражи пустились в долгие пространные объяснения, но Серна поднажала на одного из них, угрожая написать жалобу на имя Повелителей ордена, и, наконец, тот признался.
- Был донос…
И показал им помятый свиток, в котором говорилось, что Колдун из дома Лесовиков, ночью, по приезду с границы, ходил по шатрам и предлагал обменять монеты дешевле менял.
Серна мрачно улыбнулась:
- Свидетели, конечно же, есть?
Страж покраснел, и отрицательно покачал головой.

Ярмарка осталась далеко позади, шум сменился полной тишиной, слышен был только шелест ветра в деревьях, да пение лесных птиц.
- Кто-то тебя сильно ненавидит, братец.
Редем все никак не мог успокоиться.
Колдун задумчиво потрепал тигра, тот довольно заурчал, и ускорил шаг.
- Ума не приложу, вроде никому не переходил дорогу.
- Есть у меня одна догадка, - Алаххад пришпорил тигра. – Молю богов, чтобы она не подтвердилась.
Братья вопросительно взглянули на номада.
- Я думаю, нас просто хотели задержать. Кто-то прознал про плакальщицу и про нас.
Редем чертыхнулся.
- Да что в этой плакальщице такого, что из-за нее моего брата чуть не отправили в темницу?!
Алаххад удивленно посмотрел на Колдуна.
- Ты не сказал ему?
- Да все времени не было.
- Ну, не томите, расскажите уж..
- Вот Алаххад знает больше меня, пусть он скажет.
Номад поудобнее расселся на тигре и начал свой рассказ.
- Когда-то эти земли населяли темные эльфы, до войны с огненным народом, пару тысяч лет назад. Искусные мастера и умелые войны, они были высокомерным народом. знаться с людьми не желали, но изредка перворожденные вступали в брак с нашими смертными девушками. Дети, рожденные от таких браков, росли как обычные дети, но, чем ближе они подходили к ночи совершеннолетия, тем более странные вещи с ними происходили. Теряли сознание, начинались видения, и всем мнилось одно в этих видениях, говорили на незнакомом языке, думаю на эльфийском. И у всех погибали семьи, до того как им стукнет восемнадцать.
Редем поерзал в седле.
- А почему плакальщицы? Отчего их так прозвали?
- Ну вот, в восемнадцать все проходим ночь совершеннолетия, каждый для себя определяет кем ему быть, воином, целителем, мастеровым, а эти дети, обычно девушки, они выбрать уже не могли, их судьба одарила страшным даром, могущественным, и одновременно разрушительным. Они предвидят смерть.
- И все?
- Нет, не все. – Колдун решил вмешаться. – Когда они в ярости, или чувствуют сильную боль, или в страхе смертном, они плачут.
Редем расхохотался.
- Многие плачут, когда им страшно или больно.
- Никто не может плакать так, как плакальщицы. Их давно не рождалось, последняя погибла около двадцати лет назад, и поверь мне, братец, многие огневики вздохнули с облегчением. Они тяжелым золотом уплатили наемникам за ее смерть, ибо немало разрушений и урона нанесла им простая девушка, без оружия в руках, одним своим даром.
Редем задумался.
- Они так громко рыдают или слезы у них особенные, отравляют?
Алаххад кивнул.
- Я сам не видел, мне наш оружейник сказывал. Говорил, что голос плача отнимает разум, падаешь на землю, оглушенный, и хочется самому себя убить. У многих кровь течет из ушей, многие сходят с ума, кидаются на своих, брат может убить брата. Сказывали, во время одной великой битвы, плакальщица положила половину армии, и при ней даже вязальной спицы не было, одним своим голосом.
- И как же последняя убить себя дала, если они смерть предвидят?
- А вот в этом вся загвоздка. Они предвидят смерть любого, но только не своей крови, иначе бы пытались уберечь и своих родных, и себя от этого.
Из-за поворота показался длинный забор фермы, деревня была уже близко.
- Вы уверенны, что девушка плакальщица?
Колдун кивнул.
- Есть один верный признак. У всех плакальщиц зеленые глаза. От предков эльфов остался подарок.

Серенити попутала топик )) Иди в топег Котёнок, там твоё место

Melrose а твоё место где?

Не плохо, мне понравилось %)) Ждем продолжения