Что есть подвиг, геройство и честь? Подвиг – убивать магмаров; геройство – выстоять в неравном бою против них, одержать победу; честь – яростным кличем и хладной сталью поддержать слабого, коего атакует превосходящий силами враг. Подвиг, геройство и честь живут только там, где звенят мечи и проливается кровь – на границе между землями Огрия и Хаира.
Так думала я. Но суждения эти разбило появление Эльвы.

***

    Иногда кажется, будто все мгновения давно прошедшего дня навечно врезались в память. Стоит лишь на минутку задуматься об Эльве, как перед внутренним взором оживают зелёные ветви поющего древа в деревне Кингала, над согревшейся в лучах летнего солнца землей разносится шёпот резвого ветра, за околицей звенят голоса детей и чья-то мать, приложив ладонь ко лбу, вглядывается вдаль, окликает непослушное чадо. Помню, что волосы незнакомой женщины подобны рыжему всполоху пламени, а платье зелено, как трава под ногами. Воздух полнится запахами скошенной травы, цветов и хлева.
   Пару дней назад магмарский зорб едва не убил меня, чуть не подмяв под массивную тушу, сломал несколько рёбер. Жаркий день превращается в бесконечную пытку – каждый вдох заставляет содрогнуться от боли, стиснуть зубы так сильно, что встреченные люди поглядывают с тревогой. Какой-то сердобольный целитель подошёл, заговорил, но, приглядевшись, понял, что такие травмы лечить еще не умеет.
    Я хочу пить, оглядываюсь в поисках колодца. В горле сухо, слова застревают на языке. "Вода, вода... Нужно найти воду." - бьётся в уме; целый мир сужен до крохотного желания тела. Удивительно: мы можем бесконечно рассуждать о лишениях и борьбе с ними, но как только окажемся лицом к лицу с невозможностью удовлетворить обыкновеннейшую потребность в питье, она заслонит белый свет.
    Я на самом краю деревни, недалеко от Заброшенного дома, и ветер доносит затхлый дух брошенного жилья, тревожит душу беспричинным страхом: сейчас день, но мощь прячущейся там тёмной силы ощутима почти физически, лихорадочным ознобом ласкает тело. Каждое дитя знает затаившихся чудовищ поименно: Линграонц, Зермерх, Галмахар, подчинившие своей воле неисчислимое множество прочих тварей. Упыри, скелеты, ослабляющие ловушки для тех, у кого хватит отваги и ловкости проникнуть внутрь... Не будет в Кингале благостного и желанного покоя до тех пор, пока слуг падшего короля Магиша не сразит заговорённая сталь! Не единожды долетали до ушей жителей О’Дельвайса слухи о том, что едва растает на западном краю неба солнечный след, тревожно становится возле дома, даже крысы не шуршат и не селятся в его стенах.. Скрипят половицы у самой двери, хлопнет на ветру ставень, жутко и гулко откликнется в темноте филин... Пытались селяне сжечь постройку вместе со всем злом, что за крепкими дверьми таится, да только огонь на столь страшное место позариться побоялся, потух в мгновение ока.
    Но сейчас старое здание занимает мысли не дольше, чем отвлекли бы зрителя обшарпанные декорации заезжих актёров при восхитительной, завораживающей игре. Для меня ею стала боль: как неумелая арфистка, она дёргала струны тела, заставляла смаргивать слёзы боли и злого бессилия, ибо увиденный колодец находился далеко, а путь пролегал по самому солнцепёку. Единственным спасением от света, заставлявшего задыхаться от жары и пота, было отброшенное поющим древом пятно тени. Однако дивное местечко ещё до моего прихода облюбовала другая воительница. Теперь она сидела в тени груши, слово в насмешку делала большой глоток из фляги и капелька вина стекала из правого уголка губ к подбородку. Красное, на кровь похоже так сильно, что вот-вот замутить может.
    Делать нечего, иду мимо и стараюсь не глядеть на желанную "кровавую" флягу.
– Неженка. Гляньте-ка на неё! - звучит женский голос, когда оказываюсь совсем рядом.
Приходится поднять глаза. Теперь могу рассмотреть воительницу лучше. Рослая, загорелая, сильная, темноволосая, возле согнутых ног лежит топор палача. Смотрит зло, с веселой издёвкой. Не понимаю её враждебности, ибо вижу впервые в жизни.
– Чего тебе? – спрашиваю в тон, с вызовом.
– Неженка! – незнакомка (до чего вздорная особа!) повторяет это, как попугай. – Что, очередная охотница за скальпами? Не повезло тебе, бедняжечке? Противник в кои-то веки силён оказался, лёгкой славы добыть не удалось?
    Усмехаюсь, но не отвечаю и бреду мимо дерева к колодцу. Первое, чему учит воинская доля: иди к цели, наплюй на всех, кто рано или поздно пропитается завистью к чужому успеху. Может, у неё не задался день или блондинок на дух не переносит? Не стоит отвечать на нападки такой же резкостью, добра из этого не выходит. Иногда молчание обходится нам дешевле, чем неоправданная враждебность.
    Воительница провожает смешливым карим взором и дерзкой, недружелюбной улыбкой:
– То-то вам, пещерникам! Помучайтесь на жаре, вкусите нашего хлеба! Не всякая слава легко дается, истинные подвиги напоказ не выставляются! Подвиги, девка, они такие – неблагодарное дело!
    Я ухожу, по-прежнему недоумевая: за что незнакомка на меня взъелась? Только, всё-таки обернувшись (уж слишком задела последняя реплика: она-то кто такая, раз берётся судить Подземных рыцарей?), вижу блеск – на ее пальце тоненькое колечко с алмазом.
Вода холодная, аж зубы болят после первого глотка, горло перехватывает; с трудом удаётся не раскашляться. Пью долго. Сначала черпаю пригоршнями из ведра быстро, жадно, только затем первая жажда отступает и удаётся насладиться вкусом.
Из мыслей тем временем кольцо с алмазом не выходит. Я же ювелир, такие вещи как огранку, качество, дороговизну с первого взгляда определить умею.
"К этой огранке, – думаю, – не всякое предназначение подойдет. Для боевого амулета слишком помпезное, для дорогого подарка самой себе или от друзей кажется чересчур скромным. Замужняя, наверное? Для обручального оно в самый раз."
    Долго то кольцо из головы не шло. Черты широкоскулого лица память смазала уже через несколько дней, а приглядная безделушка до сих пор вспоминается просто. Оно и правильно, ибо скверная у кольца хозяйка, грубая. Такие только других бранными словами покрывать могут, а сами дни напролет просиживают в блаженной тени.
Верно, окажись та девка вместо меня в пещерах, по-другому бы спела, перетрусила.

***

Затем, словно картинка в калейдоскопе, проносится другой день: поручение паладина Шико, приказавшего отправиться в тот самый дом и добыть шлем одного из приспешников Линграонца.
День выдался дождливый, мрачный, вечереет; небо брызжет противной осенней моросью, ветра совсем нет. В деревне Кингала давно закончился покос и по-прежнему пахнет хлевом, но к этому запаху примешивается гнилостно-сладкий душок. Такой появляется, если крыса иль иной мелкий зверёк сдохла под чьим-то крыльцом неподалёку.
Нас трое собралось, но возле самого дома встречаем четвёртого – отчаянного парня, сам вызвался. Рыжий, зеленоглазый, с колечком из бирюзы на пальце. Ловкач.
Почему-то при виде украшения сразу вспоминаю про девушку, спрашиваю о ней, с трудом выдавливаю из голоса недружелюбие к незнакомке, будто гной из раны. Он вдруг отводит глаза:
– Эльва-то? Да, знаю. Как же не знать? Нет её больше с нами.
Удивившись, по слову вытягиваю рассказ о том, как эта девушка месяцы напролет просиживала дни и ночи перед Заброшенным домом: боялась, что таящаяся там нечисть однажды вылезет и набросится на беззащитный деревенский люд. И всё-таки досиделась: детей от жуткого упыря защитила, да сама померла от ран.
И снова поблёскивает на его пальце колечко с бирюзой. Дальше спрашивать не решаюсь, да только внутри дома, когда сей воин поскользнулся и чуть не упал на пороге, выбилась из-за ворота плаща цепочка с другим украшением: то самое кольцо с алмазом.
Замираю. А после, сообразив вдруг, что неприятно и больно ему говорить о супруге, за кою с нами он отправляется мстить, сама прячу взгляд, словно не видела ничего.
Снова насмешкой звучат её слова: «Подвиги - неблагодарное дело!»
И вправду. Ведь про её подвиг никто, наверное, кроме горстки родных не узнал.