|
Славный праздник – ярмарка, первый день лета. Со всех окрестных деревень в этот вечер съезжался самый разный люд - и стар и млад - все хотели повеселиться, либо же нажиться на чужом веселье. Конным повозкам и пешим крестьянам не было счета – дорога, ведущая в городок, тонула в гуле и радостном крике.
Никто не обращал внимания на человеческую фигуру, вышедшую откуда-то со стороны леса, спешащую все на тот же праздник. Незнакомец, несмотря на липкую летнюю жару, был полностью укутан в плотный темный плащ, над его лицом нависала длиннополая шляпа – невозможно было определить ни его возраст, ни комплекцию, ни что-либо еще. Таинственный человек поравнялся с толпой, вот он уже тяжело и упрямо шагает вдоль дороги. Кажется, он не обращал внимания ни на что вокруг и был полностью погружен в свои мысли, потому что не заметил, как идущий рядом «уже веселый» крестьянин споткнулся обо что-то и, в поисках опоры, попытался ухватиться за него. От толчка огромная шляпа полетела на пыльную дорогу, обнажив темное сухое, испещренное следами оспы, перетянутое сеткой морщин, лицо. Незнакомец поспешил было поднять шляпу и снова отгородиться от любопытных взглядов, но, вмиг протрезвевший, неуклюжий крестьянин оказался проворнее. И, взглянув незнакомцу в лицо, так и застыл на месте с шляпой в руках.
- Черт возьми, Ремо, это же ты, старик! Я же не мог ошибиться, хотя видел тебя последний раз лет тридцать назад! Это же я, Олаф, помнишь меня?
Незнакомец, кажется, чувствовал себя в этой ситуации неловко, а зевак тем временем стало еще больше.
- Конечно, помню.
- Боже, я и не мечтал тебя еще раз увидеть! Мы же все думали, что ты сгинул, а ты живее всех живых! –, Олаф раскинул руки чтобы обнять старого друга, но тот лаконично свел приветствие к рукопожатию.
- Ты не мог бы вернуть мне мою шляпу, без нее мне немного неуютно…
Олаф, сбивчиво бормоча слова извинения, вернул хозяину помятый пыльный кусок ткани, уже смутно напоминающий головной убор. Что взять с крестьян – и не думают под ноги смотреть!
По другую сторону ворот как будто был другой мир. Под ослепляющим светом недавно зажженных факелов, под невероятно красивую музыку, очевидно сочиненную местным бардом, на возвышении-сцене танцевали женщины в ярких нарядах. Горячий воздух, напитанный вином, дымом костров и «заморскими» духами, не казался тяжелым – напротив, каждый вдох будто добавлял телу приятной пьянящей легкости.
- Давай зайдем в трактир, вон он, в двух шагах тут. Там мой друг всем заправляет, лучший столик нам обеспечен -, Олаф нарушил долгое, ставшее уже неловким, молчание, - Векор варит лучшее пиво, ты непременно должен его попробовать!
Грязная пыльная забегаловка с гордым и глупым названием «Трактир весенней песни» представлял собой дюжину узких, расставленных почти вплотную друг-к-другу, столиков на одной половине зала; другую же половину занимала немалых размеров сцена, где пухлые красотки резво плясали канкан. Стоило переступить порог, как откуда ни возьмись, на пути появился толстый рыжий мужчина средних лет в заляпанном переднике.
- О-о-олаф, а я и не думать не смел, что ты, старый пьянчуга, будешь в этот день сидеть дома и крестиком вышивать -, Векор заливисто рассмеялся как собака лаем зашлась, - да еще и не один зашел, ха-ха! Сейчас я вам столик освобожу, одну минутку. Сам-то я вряд ли смогу к вам присоединиться – народу тьма, знай-вышвыривай «готовых», да новых доводи до кондиции! –, трактирщик демонстративно схватил за шиворот бледного парня, развалившегося на столике у окна, и оттащил за дверь, – Вон они все, как один, на травке отдыхают. Надеюсь, наутро все смогут подняться, а то обвинят меня опять, как в тот раз, что я отраву какую-то варю, ха-ха!
Вскоре Векор подкатил к их столику внушительный бочонок со свежим пивом, выдал две почти чистых кружки, две тарелки с налипшей полусъедобной субстанцией и, пожелав удачно повеселиться, скрылся в клубах табачного (и не только) дыма.
- А меня сюда жена послала за специями для глинтвейна. У нас таких не купить. А я… Опоздал я, ушел торговец. Вот…
И повисло молчание. Всегда жизнерадостный и разговорчивый, Олаф как будто смутился каких-то своих мыслей.
- Ну, расскажи хоть, наконец, как ты живешь? В тот день… Нам же было всего по семнадцать лет… И с тех пор я ни разу даже не слышал о тебе. Чем вообще ты занимался все эти годы? –, Олаф отхлебнул сразу половину кружки, – Пожалуйста, не молчи.
- Я… Торговец. Когда я ушел в тот день, то долго скитался по деревням, пока меня не приютили бродячие торговцы. Они и обучили меня своему мастерству. Добрые люди.
Ремо отвел взгляд. Снова повисло молчание. Разрядил обстановку громкий пьяный крик с соседнего столика: «Давай, детка, садись за мой столик – я что-то тебе покажу!». Безобразное лицо Ремо перекосила кривая ухмылка:
- А как живешь ты?
- О-о-о! Я женился на Тариме. Помнишь ее? Ты называл ее «пустоголовой певичкой» -, Олаф вгляделся в бесстрастное лицо, - да, в молодости у нее были в голове тараканы – в столицу хотела уехать, карьера там, деньги. И ведь убежала даже от меня как-то раз, ха-ха! Но теперь она прекрасная хозяйка в нашей таверне. Некоторые даже специально приезжают послушать ее голос, чудаки. Кстати, у меня есть ее портрет, хочешь взглянуть? – ,он выложил на стол табакерку, на которой была изображена некрасивая женщина с маленькими свинячьими глазками. Ремо не мог ее вспомнить, да и какое ему до нее дело.
- Она ничего.
- Да, именно. Я, она и вот еще ты, как оказалось – все, что осталось от нашей деревни. Ты знаешь об этом?
- Нет, расскажи.
- А точно никто не знает, в чем причина. Живых-то не осталось, спросить не кого. Говорят только, что магмары это все устроили. Как только их, чертей, земля носит?! -, добродушное пухлое лицо Олафа на миг стало злым, он ударил кулаком по столу, - Все до тла сожгли, людей одних по кольям рассадили, других просто зарезали. Вообще много чего рассказывали, да молва стоуста - не знаешь, чему верить. Но пепел я видел своими глазами – ничего не оставили, ироды. Мы-то живем далековато оттуда, за озером, но я как только узнал, сразу отправился туда. А там как пустыня – только церквушка осталось – она ж каменная была. Вот так вот.
Олаф обратил взор стеклянных глаз в окно, в ночь. Он не мог видеть усмешки на лице своего собеседника, а шум толпы и музыка заглушили злой смешок.
- Надо же, а я ничего не знал.
Олаф молча и жадно глотал пенный напиток. Он уже успел изрядно захмелеть.
- Мне кажется, нам лучше уйти. Атмосфера тут, как бы это сказать... Твой дом ведь не так далеко отсюда, мы дойдем за полчаса. Мне просто не терпится увидеть Тариму, какой она стала. Пойдем?
Молодая луна освещала широкую тропинку. Среди умиротворенности ночного леса такой неуместной казалась громкая и почти бессвязная болтовня спотыкающегося Олафа. Деревья равнодушно наблюдали за ночными путниками, лениво цепляясь острыми ветками за одежду. Луну закрыли облака и дальнейший путь не представлялся возможным до ее появления.
Ремо поймал на себе изучающий взгляд, хмельная речь стала отчетливой:
- Что произошло в тот день? Я никогда не мог понять. Как мог дом сгореть так быстро? Почему ты тогда не позвал на помощь? Что тогда случилось, скажи? Скажи мне. Просто скажи!
Вместе с воспоминаниями в душе Ремо поднялась черная злоба. Он осознал, что сжимает в руке свой тонкий кинжал.
Совсем как в тот день.
Он не мог отыскать в памяти причины, только какие-то яркие обрывки. Как одно поперек сказанное слово перевернуло всю жизнь. Как нож со стола вдруг оказался в руке. Как этот нож оказался воткнут в сердце отца. Как закричала мать и как осела на пол. А следом и маленькая сестренка. Кто уронил на белоснежную скатерть свечу. Как так быстро огонь перешел на сухие бревна дома. Как он все стоял, и как с ножа капала кровь. Как каждая капля отдавала гулом, пока он не разжал руку. Как с потолка упало что-то охваченное огнем, полоснув жаром по лицу и плечу. Как он увидел, что происходит вокруг. Как вышел, не чувствуя обожженной кожи. Что говорили ему люди и почему отпустили его. Ведь нельзя было отпускать, надо было что-то сделать.
- Я тогда спал.
- Но как же, был полдень?..
- Я спал. И вот что любопытно, до сих пор не проснулся.
Последние слова были обращены в никуда, потому что кинжал был воткнут спутнику в горло по самую рукоять. Ремо с трудом вытащил его, пачкая руки в крови.
На обратном пути он думал о том, как приятно разорвать последнюю ниточку. Больше никто в этом мире не знает его имени. Ну, кроме певички. Но это все потом. Сейчас надо присоединиться к своим – они как раз направляют сейчас праздник в нужное русло.
В небе пахло дымом. Второй раз за ночь он прошел через эти ворота, на этот раз с другой целью. В легком воздухе теперь витал терпкий запах свежей крови. Ступая по мертвым телам, он думал, что сегодня они неплохо поживятся – ярмарка была на редкость пышная. Ночь еще по-весеннему долгая, можно не торопиться. Можно насладиться прекрасным зрелищем: люди и магмары, которых объединяла только безысходность, бесновались среди этого мрачного торжества смерти. Надо что-то сделать.
|
это законченый рассказ 
