Иван Никифорович медленно одеревеневал.
Это была его мобная ночь. Мобы, мобы, мобы. Конвеер. Мертвечина. Слепая лошадь.Долгая. Долгая глотка бесконечности.
И вдруг.
Где-то там, на самом краю его сознания, забрезжил нудным комариным писком новый день. Там, за горизонтом, ворочалось уже, лениво просыпаясь, краснокожее магмарское солнышко. Потягивалось оно, потягивалось, жмуря глаза, потягивалось-потягивалось, да и брызнуло стрелами веснушек, проснувшись разом и улыбаясь широко.
Скальпы отбросили длинные тени в черепухе у Ивана Никифоровича.
Инстинкты клыкасто зевнули, закапав слюной.
Настало оно, Время длинных скальпов.
Криво улыбнувшись чему-то внутри себя, Иван Никифорович стыдливо-суетливым движением сгрёб МалатоГ и зашагал туда, куда ноги сами несли его сейчас.
« Песнь МалатГа на взмахе, там есть всё : и хруст костей и смертный хрип и треск удилищ… Багровой пеленой глаза укрыты, им не страшно. Не страшно видеть всплески девичьих фигурок, взметнувшихся на цыпочки… Не страшно, не сейчас, потом, потом…»
Иван Никифорович, совершенно не отдавая себе в этом отчёта, давно уже не шёл, - он бежал экономной рысью, привычно перекидывая МалатоГ с плеча на плечо, бездумно попадая след в след тем, кто бежал впереди.
Ему было – хорошо.
Ветер, кровь и серебро...
|